Эйприл Женевьева Тухолки - Между Дьяволом и глубоким синим морем (ЛП)

« Было бы Дьяволу не всё равно, есть ли что покушать мрачному рыжеволосому мальчишке? ». « Да , — ответил голос Фредди. — Особенно если бы он знал, что за это он понравится тебе ещё больше ».

— Ладно, — сказала я, игнорируя этот голос, засовывая его в глубокий, пыльный уголок своего сознания, где о нём можно будет забыть на какое-то время.

Ривер уже принял душ и ходил в льняных брюках кофейного цвета, белой футболке, как у Джеймса Дина, чёрно-белых брогах и панамке — возможно, его, а, возможно, найденной вчера на чердаке.

Я надела мамин комбинезон для рисования. Она нашла его в оранжерее после того, как нам пришлось уволить садовника. Он был весь заляпан разноцветными красками.

Мы с Ривером пошли в город. По пути, как раз когда мы дошли до туннеля, я остановилась и посмотрела на него.

— Вчера у Люка был ночной кошмар.

Ривер засмеялся. Закинул голову назад и засмеялся !

— И как, ему понравилось?

— Он чуть не подавился лунным светом от руки десятилетней мёртвой девочки. Так что нет, не особо, — я начала чувствовать напряжение в лице, словно кто-то ущипнул меня за него. Так бывало, когда я злилась — обжигающей, пламенной, адской яростью, — и пыталась это скрыть.

Ривер всё равно заметил. Он обхватил меня руками и притянул к себе.

— Прости меня, — сказал он и посмотрел так, словно говорил всерьёз, насколько ему можно было доверять. То есть, вообще никак. — Я не смог удержаться, особенно после случая со спиритической доской. Ситуация словно была создана для меня. Кроме того, меня бесит, как он с тобой иногда обращается. Было приятно немного поиздеваться и над ним.

Я подняла взгляд на Ривера. Его кожа светилась в утреннем солнце и пахла свежестью и солью, как море. Его волосы ещё не высохли после душа и казались почти чёрными. Внезапно моя злость… испарилась.

— Поэтому ты это сделал? Чтобы наказать его? А как насчёт Саншайн? Зачем ты так с ней поступил?

— Она тоже плохо с тобой обращается.

— Ривер, ты её даже не знал, когда использовал на ней сияние в туннеле.

— Это правда, — он снова рассмеялся. — Послушай, Ви, дело в том, что я страдаю от прискорбной необходимости в справедливости. Да, мне нравится ощущать сияние. Да, мне трудно себя остановить. Но я также не могу просто стоять и смотреть, как люди плохо относятся к тем, кто этого не заслуживает. Это мощная сила. Возможно, даже более мощная, чем сияние. — Он замолчал на секунду, и блеск вернулся в его глаза. — Но я также любитель попроказничать. Так что, если выбирать между двумя вариантами…

На моём лице была написана ненависть, но Ривер делал вид, что не замечал.

— Поэтому ты осиял Джека и ту девочку Изобель? Потому что любишь проказничать?

Парень перестал улыбаться.

— Этим… я не горжусь. Честно слово. Всё зашло слишком далеко. Я это понимаю.

Я ни на секунду не поверила, что он сожалел о содеяном. Но мне этого хотелось .

— Просто не делай так больше. Ни с кем. Я серьёзно, Ривер.

Он кивнул.

— Я и не планировал.

Мы зашли в магазин и купили бананы и свежие булочки с шоколадом на завтрак. Женщина за прилавком улыбнулась, когда Ривер платил за еду. Милая улыбка. Искренняя. Ривер улыбнулся в ответ. И я вспомнила о том, что сказал Люк на чердаке. Что никто в городе с нами не общается. Впервые за всё время я задумалась, не сами ли мы в этом виноваты.

Может, мы действительно снобы? Мы жили в большом доме, и наши предки были великими людьми, но деньги закончились, а Ситизен едва не разваливался. Тем не менее, мы продолжали держаться особняком. У родителей были друзья, которые иногда наведывались в Эхо, но они никогда не дружили с людьми из собственного города. Папа однажды сказал, что единственное, что ему наскучило, это скучные люди, а в Эхо живут только такие. Вспоминая эти моменты, я гадала, не было ли ему просто стыдно, что мы не можем заплатить по счетам за отопление.

Я глубоко вдохнула и улыбнулась женщине. Она тоже улыбнулась. Это было приятно.

Ривер показал мне, где живёт Джек. Дом находился на тупиковой улице рядом с большой кирпичной коробкой ненависти, в народе величаемой школой. Меня аж передёрнуло, когда мы проходили мимо. Мне хотелось обучаться на дому, как папа, но мы не могли себе этого позволить.

Я не знала, хватит ли мне сил вернуться в школу осенью, если родители не приедут. Люк увлекался спортивными играми и общался со спортсменами — по крайней мере, во время учебного года. У меня же была только Саншайн, а Саншайн… это Саншайн.

Наверное, мне стоило бы вступить в какой-нибудь кружок, например… театральный. И в клуб пчеловодов. Может, не нужно было проводить всё свободное время с книгами? Или следовать за девяностолетней бабулей, которая любила поговорить о Дьяволе?

Я внезапно почувствовала себя старой. Очень старой. Как Фредди. Я прижала ладони к лицу, но мои щёки всё ещё были гладкими, мягкими, юными.

Ривер покосился на меня, и я опустила руки. Мы пришли к дому Джека.

Он был маленьким, с отслаивающейся краской и грустной аурой, как забытая игрушка, оставленная под дождём. Мы подошли к двери и постучали. Я приготовилась улыбаться, так как ожидала увидеть серьёзное лицо Джека за дверью.

Вместо него нам открыл мужчина. Он был высоким и тощим, с седыми волосами и тёмными кругами под глазами, как у истощённых вокзальных бродяг в 30-х годах. Но его утончённые, правильные черты лица имели приятную, городскую грацию, которую было не скрыть даже за синяками и выступающими костями. Когда-то давно он был очень красивым. На нём были грязная жёлтая рубашка и коричневые шерстяные штаны. Помятый жакет от костюма валялся комком в коридоре.

Это был Даниэль Лип — тот пьяница, который любит рассказывать на каждом углу всё, что он думает о моей семье, мужчина, испортивший нам вид в первый день с Ривером, когда мы пили кофе. И меня внезапно осенило. Я поняла, почему Джек одинок. Почему он такой тихий.

Даниэль Лип стоял со стаканом янтарной жидкости, обхватывая его длинными пальцами. Полагаю, он пил бурбон. В его второй руке была зажата иголка с длинной чёрной нитью. У него были большие глаза, как у Джека, вот только у мальчика они выглядели пронзительно, меланхолично, а у него — потеряно.

— Джек дома? — спросил Ривер. Его выражение лица отражало моё. Удивлённое. Недоумённое. Обеспокоенное.

— Чего вам от него надо? — голос у мужчины был хриплый и тихий, но с нотками вызова. Не успел Ривер ответить, как в дверном проёме появился сам мальчик.

— Привет, Ривер. Привет, Вайолет. Знакомьтесь, это мой папа.

Даниэль переводил взгляд с сына на нас. Затем наклонился вбок и отпихнул Джека. Легонько, но не ласково.

— Помолчи, Джек.

Последовала длинная пауза. Даниэль сделал глоток из своего бокала, а мы наблюдали за ним, не произнося ни слова.