Юлия Цыпленкова (Григорьева) - Сателлит для Богини (СИ)

- Сателлит.

Резко вскинул голову и увидел дуло пистолета нацеленное на меня.

- Сюда, быстро, – скомандовал Быстров – Целий.

Я оглянулся по сторонам и послушно свернул в пространство между домами. Кастор указал взглядом на открытую дверь в подвал. Он не видел жесткой ухмылки, мелькнувшей на моих губах. Подойдя к двери, я уже просчитал собственное поведение. Я был воином несколько жизней, он так и остался претором. Шагнув за порог и спустившись по лестнице вниз, резко ушел в сторону, и выстрел прошел мимо, тихо фыркнув глушителем. По стене скользнул луч фонаря, появилась рука с пистолетом, и я ударил по ней. Выбил оружие и откинул его в темноту. Быстров, подчиняясь мне, влетел на небольшой освещенный участок и упал, приложившись об стену. Я шел к нему, чеканя шаг, ни на минуту не раздумывая, не жалея и не прощая. Только не его, только не подлого шантажиста и мразь. Моя ладонь сомкнулась на его горле, поднимая на ноги.

- Помо…

- Нет, претор, теперь у тебя нет сателлита, – с ледяной усмешкой ответил я, ударив его наотмашь.

- Ты помнишь… – потрясенно прохрипел перерожденный Целий.

- Все, до последней минуты, когда ты убил меня, – чеканю я и доставляю себе удовольствие снова впечатать кулак в его холеную физиономию, и еще. Ломая нос, выбивая зубы.

- Юлиус…

- Юлиус умер в пыли, убитый предательским ударом в спину, – усмехнулся я.

Рука скользнула в карман, где все так же лежал нож неизвестного насильника, у которого я отбил мою девочку. Тихо сработала пружина, выпуская клинок. До боли знакомым движением подкинул смертоносное жало, перехватил его на лету и: - Отправляйся в Тартар. Аиду привет, – произнес я, вгоняя нож в сердце ублюдка по самую рукоять.

Мгновение смотрел, как жизнь уходит из глаз моего врага. Затем оттащил его тело подальше, чтобы не обнаружили быстро. Вышел и закрыл за собой дверь. После этого вновь побежал, боясь опоздать. Ника была здесь. Она сидела в фойе и плакала.

- Где? – спросил я, подходя к ней.

- Влад! – Ника подскочила.

- Где? – жестко повторил я свой единственный вопрос.

- В реанимации. Влад, туда не пускают…

- У меня пропуск, – усмехнулся я, вытащил из кармана пятитысячную купюру и направился в сторону реанимации.

Меня остановили, когда я уже вошел в отделение Реанимации.

- Молодой человек, куда вы? – возмущенный мужчина-врач преградил мне дорогу. – Сюда нельзя посторонним!

- Я не посторонний, я свой, – и сунул ему деньги.

- Что вы себе позволяете?..

Выгреб все, что было, и вложил ему в ладонь.

- Халат хотя бы наденьте, – ворчливо ответил мужчина, убирая деньги в карман рубашки, и отдавая мне свой халат. – Кого ищите?

- Евангелина Золотникова, – коротко ответил я.

- Третья палата, – указал доктор, и я поспешил туда.

Она лежала, опутанная проводами и трубками. Нудно пикал аппарат рядом с изголовьем кровати. На лице налился чернотой кровоподтек. Безвольные руки, белые, словно из моей девочки выкачали всю кровь, лежали поверх одеяла. Задохнувшись, я сдержал стон и приблизился к ней.

- Лина, Линочка, – позвал я в какой-то безумной надежде, что сейчас она откроет глаза и все будет хорошо. – Родная моя, любимая…

Но ответа не было, только все так же работали приборы, и это были единственные звуки, не считая моего тяжелого дыхания. Я присел на край кровати, осторожно взял ее за руку и сжал холодные пальчики.

- Маленькая моя, – прошептал я, склонился, целуя плечо, коснулся губами щеки, всмотрелся в черты лица моей блонди…

... Опять пыльная дорога под жарящим солнцем Древнего Рима. Мое бездыханное тело лежит посреди дороги, рядом лежит Оливия, из ее груди торчит рукоять ножа. Я вижу, вижу, как из тела белокурой девушки поднимается другая. В ее глазах пылает синее пламя…

- Макария, – выдохнул я, – моя богиня.

Макария – дочь Аида, моя настоящая любовь.

- Только ты, Деметрий, навсегда…

- Навсегда, Макария.

Деметрий, мое настоящее имя – Деметрий! Грек, сражавшийся вместе с самим Ахиллесом и погибший в бою. Тартар! Вот, где я увидел ее впервые! Моя богиня, это не комплимент, это данность, это ее истинная сущность. Сколько раз мы перерождались в угоду ее отцу, не желавшего признавать любовь своей дочери и души простого смертного? Это было сотое перевоплощение, самое последнее. Сорок девять жизней я терял ее, сорок девять жизней спасал. Одна жизнь, в которую так вероломно вмешался римский претор, не пошла в зачет. И вот теперь последний шанс. Или я вытащу мою возлюбленную, или мы расстанемся навсегда. Но мы не можем расстаться! Потому что наше навсегда совсем иное! Озарение, ослепившее меня и выбившее воздух из легких, накрыло стремительной волной, и я ошалело вцепился себе в волосы.

- Макария, – несмело произнес я, пробуя имя на вкус. – Макария…

И как ответ, как погребальный звон нашим мечтам, тишину пронзает омерзительный писк:

- Пи-и-и-и.

На экране прямая линия.

- Врача-а! – истошно заорал я, слетая с больничной койки и падая на колени перед уходящей Линой. – Помогите!

Топот ног, меня отодвигают. Они окружают ее, делают искусственное дыхание, массаж сердца, это я знаю по прошлой жизни, где был врачом. Кажется, колют адреналин.

- Разряд!

Тело моей любимой выгибается.

- Разряд!

Они еще какое-то время возятся вокруг. Я сжимаю кулаки, кусаю губы и молюсь, молюсь всем богам, древним и нынешним. И молю ее, мою богиню:

- Не оставляй меня, не уходи!

Когда наступает тишина, я не понимаю, просто вижу, как ко мне поворачивается знакомый врач, уже успевший надеть новый халат. Он смотрит мне в глаза, его голос спокоен до тошноты, когда он произносит: - Время смерти двадцать часов двадцать семь минут…

Эпилог.

Влад

- Что? – я непонимающе улыбнулся. – Вы сейчас сказали…

- Она умерла, парень, – ответил врач. – Все.

- Нет, – я нервно хохотнул и мотнул головой, пытаясь проснуться.

- Мне очень жаль, – с фальшивым сочувствием произнес реаниматолог.

Как в кошмаре я смотрел, как отключают аппаратуру, как накрывают простыней лицо моей любимой. Смотрел и чувствовал, как в душе закипает гремучий коктейль из боли и ярости. Палата вдруг размылась перед глазами, я зло стер слезы, решительно шагнул к кровати, сдернул простынь и обхватил безжизненное тело в крепкие объятья.

- Лина, Линочка, хорошая моя, любимая. Лина! – встряхнул ее, голова безвольно свесилась на бок. – Линка, не уходи! – кричал я, продолжая трясти тело, в котором уже не было жизни. – Ты слышишь, зараза, не бросай меня! Не уходи от меня!

- Парень, – врач положил мне руку на плечо.

Я резко обернулся. Из груди вырвалось глухое рычание.

- Вон! Все вон отсюда! – выкрикнул я.

- Что вы себе…

Осторожно положив голову Лины на подушку, я распрямился и взглянул на мужчину тяжелым взглядом. Он попятился, остальные уже покинули палату, может, побежали за охраной. Мне все равно. Врач шагнул за порог, я закрыл дверь и вернулся к кровати. Мгновение смотрел на умиротворенное лицо, затем поджал губы, скинул халат, джинсовую куртку и склонился над своей богиней. «Богини не умирают, любимый»…