Анна Невер - Потерянные (СИ)

Белый дракон оказался нежно розовым, Каждая чешуйка на гибком теле сияла подобно жемчужине. Глаза, раскосые, как у оленя, радужка глаз красная. Розовые крылья сложены за спиной. Дракон гордо нес свои винтовидные рога, как и своего наездника в золотом тронном седле. Император, поднял руку, приветствуя свой народ. Держава с символом Творца у сердца в правой руке. Длинный алый шлейф, отороченный мехом горностая, спадал с плеч императора на спину дракона. И в свете тысяч вэйновских долгоиграющих свечей блестели каменья в золотой короне на челе Гория. Император походил на героя древних былин. На красивом мужском лице — гордость, суровость и благородство. Тиса смутилась. Всему этому великолепию не хватало естественности. Тиса еще раз взглянула на дракона и отвела от глаза видоскоп. Отдала Ганне. Подруги поделились впечатлениями.

Ажиотаж вокруг сувениров постепенно утихал. Тонечка и Лавр благодарили Филиппа за подарки. Вэйн улыбался. Даже порывался еще что-то подарить. Но на этот раз мать повисла на локте Филиппа мертвой хваткой. И вэйн оставил свою затею.

— Я думаю, эти вещицы не из дешевых, — сказала Ганна Тисе. — Вэйн проявил щедрость.

— Может, он так расплачивается за постой, — предположила Тиса.

— За постой можно было заплатить и меньшую цену, — упрямо сказала Ганна. — Кстати, Витер снова не сводит с тебя глаз Тиса. Не могу понять, почему ты его не поощряешь. Неужели старшина тебе совсем не нравится?

Тиса пожала плечами. Ганна покачала головой:

— Ты знаешь, что у Витера дядька — скорняк, мануфактурой в Ижеске владеет? У него своих детей нет, племянник только. Получается, Витер его единственный наследник.

— Откуда ты знаешь?

— Зоя сказала, а она от Руслана… Что молчишь?

— А что я должна сказать? Я за него рада.

— Ну и глупо. Тебе не пятнадцать. Пора задуматься о будущем. Витер немного грубоват, но это издержки военной профессии. Приглядись к нему, прошу тебя. Дай ему шанс тебе понравиться. Не сиди в своей ракушке.

— Он идет, Ганна.

Девушки замолчали.

Витер бросил хмурый взгляд на вэйна:

— Какой переполох из-за сувениров.

— Но признайте, старшина, ведь на самом деле интересные вещицы, — Ганна склонила голову на бок.

— Такие, верно, в столице по копейке продают. А наши дурехи млеют, — усмехнулся Витер.

Тиса и Ганна оглянулись на Филиппа. Девушки действительно окружили его плотным кольцом. И Анфиса в их числе.

— Филипп Дронович, а можно посмотреть вашу палочку? — услышала Тиса, как прощебетала одна из девушек.

Но ее отпихнула локтем другая:

— Не палочку, а скап. Я о таких в книге читала.

— Правильно говорить не скап, а скип, — Анфиса задвинула обеих девиц на задний план. — Деревню из вас вовек не выбить.

Вэйн слушал и улыбался, причем всем одинаково любезно.

— Нет, это, девушки, не скип, — объяснил вэйн. — Скип это опасное оружие, а мою трость правильно назвать силовым жезлом.

— Как замечательно звучит! А можно потрогать? — Анфиса послала вэйну самый томный взгляд из своего арсенала.

— Конечно, — прокашлялся Филипп.

Женские ручки погладили лазуритовую ручку. Тису чуть не стошнило от зрелища.

— Здесь есть лимонные леденцы? — обронил вэйн, потрогав свое горло. Две девицы сорвались с места в поисках конфет.

Тиса вдруг почувствовала стыд за девушек.

— Простите, девушки-красавицы! — к Филиппу пробрался градоначальник. — Филипп Дронович, не хотите перекинуться в дурака?

— Муж имел в виду, не желаете ли сыграть с нами в карты, Филипп? — пришла на помощь мужу Тонечка. Она кивнула в сторону столика, где уже расположилась компания.

— С удовольствием. Девушки, прошу великодушно простить меня.

Филипп покинул общество прилипчивых поклонниц.

Проведя в компании Ганны еще полчаса, Тиса уже подумывала покинуть с Лисовыми этот «праздник». Но неожиданно за окном закапал дождь. И Самуил Горчак привлек внимание всех присутствующих — землевладелец бросился к игральному столу с воплем:

— Господин вэйн! Дождь! Дождь начался. Помогите! Замучились с дождем. Разгоните тучи.

Все подхватили просьбу. Филипп согласился без особого энтузиазма, оставив незаконченный кон.

Через пять минут вся компания выкатилась, как горошины из стручка, на террасу первого этажа. Столпились. Вэйн открыл саквояж и вытащил из нее трубку, которую вмиг разложил в нечто похожее на пюпитр. На нее он водрузил книгу из саквояжа. Толстую и, судя по свежей краске непонятных букв на листах, — новую. Вэйн внимательно поглядел на небо, там, где сошлись два здоровых сизых облака. Затем листал книгу минут десять, бурча что-то под нос. «Вот!». Вэйн поднял взгляд на публику.

— Попрошу отодвинуться подальше. Вэя, — дело опасное. Непредсказуемое.

Все в ужасе сделали два шага назад. Филипп эффектно вознес в небо лазуритовую трость. И зашептал, смотря в книгу, неразборчивые слова. Трость заходила в его руке, как палочка дирижера, описывая круги и восьмерки. Тиса услышала девичьи восторженные вздохи.

— Ажб пороссо мольор, — начал вэйн громко на мертвом языке древних, затем перешел на неслышный шепот.

— Исчезают! — долговязый слуга поднял указательный палец в небо.

— Блажен, кто верует, — пробурчал Витер.

Но тучи действительно будто раздвинулись. Слегка поредели. Стали уже не такими сизыми.

Вэйн быстро перевернул страницу, продолжая читать дальше.

Облака притянулись друг к другу, слились в одну тучку. И полил дождь. Вэйн с недоумением поднял глаза в небо.

— Как же это? — он обернулся к замокшей публике.

Флор Лопухин хмуро скрестил руки на груди.

— Подождите, — спокойно сказал Филипп. — Это недоразумение.

Он снова обратился к книге. Потом облегченно вздохнул:

— Господа! Листы склеились.

Это было сказано так искренне, и приправлено столь очаровательной улыбкой, что зрители рассмеялись. Публика выбрала следующее облако для эксперимента. И на этот раз у вэйна все прошло гладко, облако рассеялось и ярко засветило солнце под гром аплодисментов. Великолепное завершение дня.

Камилла обернулась на робкий стук в окно и всплеснула руками:

— Это же Платон Акопыч!

Кухарка подскочила со стула и чуть не смела бедром тарелку с оладьями. Если бы не ловкость Тисы, кот Огурец получил бы долгожданную еду раньше срока.

В распахнутой раме показалось худое лицо молочника:

— Камилл Санна, принимайте.

Звеня крышкой, в окно протиснулся пузатый жбан.

— Это сливки, — шевельнул тонкими усами молочник. — С утрешнего удоя.

— Ой, ну зачем вы, Платон Акопыч, — сказала Камилла, подвигая к себе жбан. — Давайте я вам денюшку отдам.

— Нет-нет! — показал ладони молочник. — Это вам подарок.