Александра Лисина - Обретение (СИ)

Решительно взяв девушку за руку, он двинулся вдоль берега, то и дело настороженно поглядывая на мокрые скалы и набрасывающихся на них волны. Спеша добраться до песчаной отмели и виднеющейся вдалеке узкой полоски леса, где можно было хотя бы шалаш сложить, чтобы укрыться от ветра. Вода, опять же, там наверняка будет. Река или крохотный ручеек - неважно. Главное, что она непременно там есть, так что умереть от жажды им не грозит. И от голода, кстати, тоже - хоть ягоды, хоть грибы, но найдутся. Да и вообще, в лесу гораздо проще переждать ночь, чем на продуваемом всеми ветрами береге.

А ночь-то наступит уже очень скоро. Магическая буря разыгралась ближе к вечеру, да и корабль какое-то время еще боролся со стихией, тщетно стараясь отсрочить неизбежное. Даст хорошо помнил, что довольно долго цеплялся за скользкую палубу, пытаясь не поддаться бьющим в борта волнам. Помнил, как прижимал к себе испуганную, дрожащую девчонку, которой не повезло попасть в лапы к пиратам... удивительно ладную, золотоволосую и голубоглазую кроху, чем-то смутно похожую на страшновато изменившегося Вэйра, который в тот день впервые обратился к своей магии...

Даст поспешно отогнал от себя мысль о мальчишке.

Нет, не выжить ему было. Один, запутавшийся в снастях, обессиливший после своего первого и, судя по всему, последнего магического поединка... а он наверняка отдал все без остатка, чтобы спасти светловолосую девчонку и обреченного соседа по веслу. Тогда как сам...

Южанин стиснул зубы.

Прости, Вэйр. Ты потратил всю свою магию на нас, но сам спастись уже не сумел. Не успел... или же просто не захотел? Я этого уже не видел. Но знай, что благодаря тебе Мира осталась жива. Поэтому покойся с миром, мальчик: ты сделал все, что хотел.

Даст прерывисто вздохнул, стараясь не думать о смелом парнишке, которому тоже был обязан жизнью, а потом заметил нечто странное и невольно замедлил шаг. Не успевающая за ним Мира... а шагал он широко, быстро... запыхавшись, торопливо ухватила его за руку и устало прижалась. Но южанин словно не заметил - напряженно всматривался вдаль, силясь разобрать что-то определенное в нанесенной на скалы горе мусора, водорослей и тины. А потом внезапно вскрикнул, качнулся вперед, впившись глазами в промелькнувшее там белое пятно, и почти бегом кинулся дальше, бормоча под нос что-то неразборчивое и, кажется, даже ругаясь.

Мира удивленно замерла, когда смуглокожий нахибец вдруг упал на колени и торопливо заработал руками, разрывая мокрый песок. Наконец, высвободил из-под него чье-то неподвижное тело, обхватил безвольно мотнувшуюся голову с потемневшими от воды, спутанными, но все еще довольно светлыми волосами, на мгновение неверяще всмотрелся и с неимоверным облегчением выдохнул:

- Живой... хвала Всевышнему... Вэйр, ты меня слышишь?!

Блаженная тишина. Густая, мягкая темнота, которая ласково обнимает со всех сторон. И уютное ложе, которое словно создано для того, чтобы никогда с него не вставать...

Вот только она уже давно не чувствует тела. Не ощущает под собой пышной подушки из трав и прошлогодней листвы. Не двигается. Почти не дышит. И не слышит ничего, кроме доносящегося откуда-то издалека биения чьего-то огромного Сердца. Она просто лежит в чьем-то гигантском нутре, как в удобной колыбели. Но, в то же время, живет и видит странные сны.

День... ночь, с завидным постоянством сменяющих друг друга. Солнце и луну, регулярно проходящих по небосводу свой утомительно долгий путь. Ослепительно синее небо, красиво отражающееся в спокойной глади лесных озер... а потом вдруг - яркие вспышки молний, распарывающих тяжелый предгрозовой воздух, словно светящиеся кинжалы.

Она часто видит, как проливной дождь с силой обрушивается на городские крыши, яростно молотя по черепице крупными частыми каплями. Видит, как вскоре его сменяет ласково улыбающееся солнце, играющее яркими лучиками на голубой ленте вьющейся на горизонте реки. Когда-то перед ее глазами проносятся тихо шумящие леса, кажущиеся необъятным зеленым морем, тянущимся во все стороны, насколько хватает глаз. Иногда среди них встречаются небольшие островки - рощицы, прогалины, широкие поляны и даже пашни, за которыми виднеются старые, подчас заброшенные кладбища. А также - города, деревни и села, в каждом из которых кипит смутно знакомая, но малопонятная для нее жизнь.

Почти каждый день перед ее мысленным взором проходят сотни лиц, меняющиеся в одночасье, как странные, чуждые ее пониманию картинки. Старые, молодые... красивые и откровенно уродливые... они следуют друг за другом так быстро, что их совершенно невозможно запомнить. Но если хотя бы на мгновение заглянуть им в глаза, то можно увидеть целую жизнь, которую можно прожить от самого первого вздоха вплоть до последнего стона. И в которую можно погрузиться с головой, забывая даже о том, что на самом деле это - всего лишь очередной сон.

Но она не боится заглядывать в чужое прошлое. Ее не пугают чужие страсти. Поэтому часто видит, как абсолютно чужие ей люди живут, что-то строят, затем почему-то рушат... как они сражаются, мирятся... когда-то лгут, хитрят, глумятся друг над другом... куда-то все время бегут, постоянно опаздывая... что-то делают, суетятся, а затем все равно умирают, нередко не закончив и десятой доли того, что хотели бы совершить.

А еще она слышит чужие голоса. Когда-то - приятные и радостные. Когда-то, напротив, холодные и злые. Которые то визгливо кричат, отчаянно споря, то болезненно стонут или даже что-то жарко шепчут друг другу, вероятно, считая, что никто этого не услышит...

Но что это? Кто все эти люди? И откуда они взялись?

Она не знает ответа.

Вокруг ни жарко, ни холодно. Не светло, но и полной темнотой это тоже назвать нельзя. Ветра нет. Звуков снаружи почти не слышно. Дневной свет тоже не раздражает своей излишней навязчивостью. Зато повсюду, куда ни глянь, вьется плотный туман, обволакивающий тело и душу, милосердно забирающий память. Странный лиловый туман, который постепенно забирается внутрь и сворачивается клубком там, где когда-то билось живое сердце. Сперва понемногу, затем - все больше и настойчивее. Осторожно и постепенно, словно боясь навредить, он с каждым вздохом становится плотнее и ближе. А иногда даже светится и начинает мерно пульсировать, подчиняясь все тому же настойчивому ритму, благодаря которому существует все живое. И лишь расступается, позволяя уставшему от неподвижности телу немного пошевелиться. Помогает расправить руки, повернуть голову с почему-то резко посеревшими, словно выцветшими, поблекшими без живительного солнечного света волосами. Дает возможность глубоко вдохнуть, но вместе с дыханием и сам возвращается, постепенно проникая все глубже и глубже.