Ольга Грон - Нет права жить, нет права умирать

– Да, мам, – сонным голосом произнесла я, одновременно открывая холодильник.

– Карина! Ты встала? Решила не будить тебя сегодня, всё же последний день каникул, – раздался голос мамы в трубке, немного раздражённый, впрочем, как и всегда.

– Встала, куда ж я денусь, – протянула я в ответ, изучая взглядом опустевшие полки холодильника. – Мам, а что сегодня есть будем?

– Кариш, я там в морозилке пельмени оставляла. Свари, а! я сегодня задержусь на работе.

– Хорошо, мам, сварю, – согласилась я.

– Ладно, будь умницей. Если чего понадобится – звони. Ты, кстати, уже приготовила себе вещи для линейки?

– Мама! – воскликнула я, – Я в джинсах пойду!

– Карина, это же первый учебный день! Какие ещё джинсы?!

– Я под них рубашку белую поглажу! – нашлась я. – Но ту юбку не надену, и даже не проси. Носи её сама.

– Ладно, твоё дело. Мне пора бежать. Если выдастся свободная минутка, я тебе позвоню.

Как же, одна из тех, кто мне часто звонил. Я прекрасно знала все её уловки, и то, как она работает. И даже знала, с кем она проведёт сегодняшний вечер, ведь не раз видела за последний месяц, кто подвозил её домой. Очередной любовник, которого мама мечтала сделать моим ненаглядным папой. Спасибо, мне уже одного хватило.

От этого воспоминания телефон приземлился на пол, звонко подпрыгнул и замер. Я наклонилась, чтобы поднять его, и положила на белую, выкрашенную белой эмалью полку, где стояла месяц не мытая микроволновка. Надо было всё же помыть её, но руки никак не доходили, а моей маме до неё и дела никакого не было. Я вновь потянулась к дверце холодильника, который встретил меня своими пустыми полками. А вот и ненавистные пельмени. Я ненавидела пельмени, хотя это много кому показалось бы странным, но за три последних года мне пришлось есть их столько раз, что постепенно начало воротить от них. Уж лучше просто было пожевать корку позавчерашнего хлеба, но желудок предательски отзывался, издавая урчащие звуки, поэтому, тяжело вздохнув, я поставила кастрюльку в раковину, включив кран, и вернулась к своему наблюдательному посту.

Но там видно всё порешили на месте, тем более, у моего соседа наверняка было оформлено «каско», поскольку за эти десять минут во дворе не осталось ни соседа Стаса, ни бедного неуклюжего владельца серой иномарки, ни даже вечно голодных котов. Лишь один джип Стаса одиноко красовался у бордюра, сияя большой вмятиной на переднем дверце и крыле. Стало интересно, кем же он работал? По утрам сосед стабильно отсыпался, выползая их дома лишь часов в двенадцать, потом возвращался на часок-другой где-то в промежутке с шести до восьми вечера, и так же исчезал до утра. Я частенько сталкивалась с ним на нашей площадке третьего этажа, но он никогда не замечал меня, либо просто создавал вид, что меня вообще нет рядом. Но меня это обстоятельство вовсе не расстраивало, ведь знакомиться с ним в мои планы не входило категорически.

Я повернулась, вдруг поняв, что вода уже полностью заполнила раковину и вот-вот польётся на пол. Почему всё так несправедливо? Жить тошно, а завтра всё начнётся вновь. Ненавижу их всех, ненавижу проклятую школу и всё, что с ней связано. С этой мыслью я резко повернулась и оторвала лист календаря с надписью «август», где моё лето закончилось, а последний день как знак чего-то недоброго мельтешил в глазах чёрным кружком, перечёркивая мои крохи счастья, и смяв его, запустила его в форточку прямо на машину соседа.

Ненавижу первое сентября! Наверное, я слишком часто начала употреблять это слово, но что поделать, если оно так и было. В школу я шла медленно, еле тянула ноги, а ведь путь был неблизким. Вышла поздно, чтобы не пробыть там ни одной лишней минутки, и всё еще оттягивала время своего похода, выбрав длинный путь, в обход новой стройки, за которой располагался поросший бурьяном пустырь. Странное явление для центра города, но когда-то там находилась спортивная площадка, а теперь всё поросло травой, и лишь ржавые футбольные ворота торчали из бурьяна. Вскоре и этому пустырю предстояло стать новым магазином, но пока финансирование прикрыли, и там ничего не менялось уже лет как пять.

Строящееся здание было обнесено высоким бетонным забором, а с другой стороны от площадки находилась обратная сторона парк, о котором я уже упоминала. Так вот меж парком и стройкой проходила старая дорога, по которой с грохотом проносились грузовики, добивая и так дырявый асфальт, роняя по дороге щебень, который так и лез потом под ноги. Но самое противное было не это. Примерно посредине этого участка располагались ворота, за которыми стоял вагончик сторожа. Сторожа самого никогда не было видно, но вот свора бездомных собак, которых он прикормил, как стая голодных волков провожали каждого, кто рисковал сунуться в их владения.

Не то, чтобы я боялась собак. Напротив, я всю жизнь выпрашивала у матери хоть какого-нибудь малюсенького щеночка, но после развода она категорически отказалась от этой идеи. Но вот эти собакомонстры наводили на меня какой-то панический ужас. Иногда, конечно, можно было проскочить мимо незамеченной, но зачастую они вылетали из-под ворот и с истошным лаем гнали прохожего, пытаясь оттяпать при этом икры ног.

Вот так произошло и в этот раз. Но если бы этого не случилось, то и не произошло бы того, что случилось дальше. Рыжая крупная дворняга-вожак вылетела из открытых ворот в сопровождении нескольких собратьев поменьше и бросились в мою сторону, грозя оставить меня без новых джинсов, которые я с таким боем одела сегодня. Я рванула в сторону, хотя умом-то понимала, что самым разумным в этой ситуации было бы либо остановиться, заставив их потерять интерес, либо направиться в сторону самой стройки, где они при звуке хриплого голоса сторожа сразу же ретировались за синий вагончик. Но почему-то я поступила иначе, пулей припустив в сторону пустыря, а рыжий наглый кобель летел за мной, агрессивно оскалив зубы, а сзади наступали так же настроенные коричневые с подпалом его подруги-близняшки со стоячими наполовину ушами, угрожая сожрать меня целиком, не оставив ни крошки.

Стало страшно, даже руки затряслись, уронив рюкзак на землю, и я зажмурилась, будто это могло бы хоть что-то изменить, а потом села на корточки, обняв коленки, и опустила голову вниз, чтобы не слышать этих воплей. Но что-то произошло в этот момент, я толком и не поняла, что это было.

Наступила тишина. Мёртвая, будто всё вокруг исчезло, но эта тишина не пугала меня, напротив, погружала в странное состояние покоя. Я попыталась открыть глаза, и мне пришлось зажмуриться, потому что странное явление сопровождалось ярким пронзительно белым светом, который затмил всё вокруг меня. При всём этот внезапно поднялся сильнейший ветер, но он не затрагивал меня. Я будто находилась в эпицентре воронки, а на расстоянии нескольких метров от меня исчезло всё, превратившись в сплошной белый столб, уходящий высоко в небо. В порыве этой странной воронки летали те самые ржавые футбольные ворота и выдранный с корнем чертополох, а также мой рюкзак, в котором почти ничего и не было, кроме старого телефона, ключей от квартиры да розы, упакованной в прозрачную шуршащую бумагу, что торчала из полурасстёгнутой молнии.