Диана Гэблдон - Огненный крест. Книга 2. Зов времени

Я стала прикидывать, чем нас будут кормить на ужин, и, увлекшись размышлениями, не сразу заметила, что оживление в рядах становится все более явственным. Вдруг моя соседка склонила голову набок, прислушиваясь, резко выпрямилась и крикнула что-то повелительным тоном.

Вождь тут же умолк. Все, как по команде, запрокинули головы и застыли с широко раскрытыми глазами. Наконец услышала и я, и по спине побежали мурашки. Воздух наполнился хлопаньем крыльев.

– Господи, что это?! – прошептала Брианна, глядя вверх. – Сошествие Святого Духа?

Непонятный звук все усиливался, напоминая продолжительные раскаты грома; воздух завибрировал.

– Tsiskwa! [11]– крикнул кто-то, и все бросились к двери.

Выбежав из хижины, я сперва решила, что началась гроза: небо потемнело, вокруг стоял оглушительный шум, и надо всем этим мерцал неестественно тусклый свет. Однако влаги в воздухе не чувствовалось. До меня донесся странный запах, и это был явно не дождь.

– Птицы, мама, это же птицы! – Я едва различила голос Брианны в изумленном хоре. Все до единого высыпали на улицу и стояли, задрав головы. Кто-то из детей заплакал.

Мне стало не по себе. Ни разу в жизни не доводилось видеть подобное зрелище – да и индейцам тоже, судя по их реакции. Казалось, земля дрожит под ногами; воздух буквально сотрясался от хлопанья крыльев, словно кто-то яростно бил в огромный барабан. Вибрация отдавалась на коже, а с шеи рвался платок, пытаясь улететь.

Всеобщее оцепенение продолжалось недолго. Раздались крики, и люди забегали туда-сюда, врываясь в свои хижины и выбегая обратно с луками. В мгновение ока в птичью стаю вонзился град стрел, и на землю начали падать окровавленные мягкие комочки.

Впрочем, не только они. На мое плечо шлепнулась порядочная капля: с неба разом полились ядовитые осадки, поднимая на дороге облачка пыли. В воздухе летал пух, похожий на семена одуванчика; там и сям крупные перья, кружась на ветру, пикировали вниз, словно крошечные копья. Я поспешно укрылась под навесом вместе с Брианной и Джемми, откуда мы с ужасом наблюдали всеобщую давку и толкотню. Лучники натягивали тетиву как заведенные, пуская в небо одну стрелу за другой. Джейми, Питер и Джосайя сбегали за ружьями и теперь палили почем зря, даже не целясь, – промахнуться было невозможно. Дети, заляпанные пометом, носились в толпе, подбирая упавших птиц и складывая кучками у порогов.

Это продолжалось не менее получаса. Мы скрючились под навесом, наполовину оглохшие, загипнотизированные непрекращающимся треском в вышине. Джемми перестал плакать и прижался к матери, спрятав голову в складках шали.

Наконец – слава богу – огромная стая пролетела и исчезла за гребнем горы, и лишь отбившиеся от основной массы спешно догоняли своих.

Деревня дружно выдохнула. Люди потирали уши, словно пытаясь избавиться от навязчивого звона. Посреди толпы стоял Джексон Джолли, щедро усыпанный пухом и экскрементами; его глаза сияли. Он раскинул руки и что-то произнес; ближайшее окружение откликнулось.

– Нам ниспослано благословение, – перевела мне сестра Цаца’ви, глубоко взволнованная. Она махнула рукой в сторону Джейми и близнецов Бердсли. – Белый Дух подал знак: они найдут злого медведя.

Я кивнула, все еще слегка оглушенная. Бри нагнулась и подняла мертвую птицу, держась за стрелу. Пухленькая, очень красивая, с сизой головкой и кирпичной грудкой; кончики крыльев красновато-коричневые. Голова безжизненно свесилась, глаза были прикрыты тонкими сморщенными серо-голубыми веками.

– Это он, да? – негромко спросила дочь.

– Похоже на то, – так же тихо откликнулась я и осторожно коснулась гладкого оперения. Что касается божественных знаков и чудесных предзнаменований, тут я ничего не могла сказать, но одно знала наверняка – это был странствующий голубь.

На заре охотники тронулись в путь. Брианна весьма неохотно рассталась с сыном, однако живость, с которой она взлетела в седло, подсказала мне, что вряд ли она будет по нему сильно скучать. Сам Джемми был поглощен исследованием корзин под кроватью и на отъезд матери не обратил особого внимания.

Целый день женщины возились с голубями: ощипывали, жарили, коптили и заготавливали впрок в древесной золе. Всюду летал пух и густо пахло жареной печенью – вся деревня лакомилась этим изысканным деликатесом. Я помогала, отвлекаясь на занимательные разговоры и выгодный бартер, и лишь иногда поглядывала в сторону гор, куда отправились охотники, мысленно вознося молитвы за их благополучие, не забывая и о Роджере.

Я привезла с собой двадцать пять галлонов меда, а также кое-какие европейские травы и семена из Уилмингтона. Торговля шла бойко, и к вечеру я обменяла свои запасы на дикий женьшень, стеблелист и настоящее сокровище – чагу. Говорят, что этот гриб, растущий на старых березах, помогает от рака, туберкулеза и язвы – полезная вещь в аптечке любого врача.

Что касается меда, я выменяла его целиком на двадцать пять галлонов подсолнечного масла. Пузатые кожаные мешочки сложили кучкой у дома, где мы жили; издали они напоминали пушечные ядра. Каждый раз, проходя мимо, я останавливалась полюбоваться, предвкушая мягкое, душистое мыло – наконец-то руки перестанут вонять свиным жиром! А если повезет, продадим за хорошую цену и пошлем деньги чертовке Лири, чтоб ее…

Следующий день я провела в саду у другой сестры Цаца’ви по имени Сунги. Высокая миловидная женщина лет тридцати знала несколько английских слов; ее подруги – чуть больше. Это оказалось весьма кстати: мои лингвистические способности ограничивались банальными «привет», «хорошо» и «еще».

Несмотря на это, мне сперва не удалось разобрать, что же означает слово «сунги». Толкования различались в зависимости от того, к кому я обращалась: то ли «лук», то ли «мята», то ли вообще «рысь». После непродолжительной перекрестной беседы выяснилось, что на самом деле это некий сильный запах.

Молодые, стройные яблони плодоносили довольно прилично. Маленькие зеленовато-желтые яблоки вряд ли произвели бы впечатление на Лютера Бербанка [12], но вкусно хрустели на зубах и имели приятную кислинку – отличный антидот жирной голубиной печени. Критически нахмурившись, Сунги объяснила, что год выдался сухой и яблок уродилось меньше, чем в прошлом году, да и кукуруза не особо удалась.

Засадив двух своих дочерей пасти Джемми, Сунги строго-настрого велела им быть предельно внимательными, часто указывая в сторону леса.

– Медвежатник прийти – хорошо, – сказала она, возвращаясь с корзинкой. – Это не есть медведь; нас не говорить.

К счастью, ее подруга прояснила суть ребуса: нормальное, разумное животное обязательно прислушалось бы к воззваниям шамана и встретилось бы с охотниками. Учитывая его окраску, а также упрямый и мерзкий характер, совершенно очевидно, что это не настоящий медведь, а скорее злой дух, притворяющийся зверем.