Сара Блэкли-Картрайт - Красная шапочка (последняя, неизданная глава)

С топором в руке он устремился на Сезара. Валери вздохнула с облегчением: ну вот и конец чудовищу. Но ее отец с невероятной быстротой вскинул руку, и лезвие застыло в дюйме от его лба.

— Как ты узнал? — прорычал он.

Валери отпрянула к стене, прижала руки к грубому дереву. Что же делать? Ее все еще мутило — сказывались ушиб головы и запах похлебки.

На другом краю комнаты шел поединок. Молодой лесоруб напирал, на шее, обтянутой воротником, вздулись жилы. Оба дрались молча — но это было красноречивое безмолвие, лютое и кровожадное.

Ходили ходуном половицы, клубами вздымалась пыль. Вот крепкий кулак Сезара угодил в цель. Питер устоял и ответил сплеча, достав до челюсти. Валери даже не поморщилась, желание увидеть монстра поверженным, мертвым овладело ею целиком. Сезар больше не отец ей. Он даже не человек, а Волк. Сгусток зла, который необходимо уничтожить.

Двумя руками Питер занес свое оружие, чтобы вонзить острую сталь в голову Сезара, но в последний миг тот поднырнул, обхватил противника и швырнул через всю комнату: в щепки разлетелись полки возле ткацкого станка, посыпались на пол разбитые склянки. Питер беспомощно осел, а Сезар подскочил, свирепо ударил ногой. И еще раз, и еще!

— Отец!

Сезар остановился и медленно повернулся к Валери.

Дочь его была похожа на икону, на девочку из сказки. Как раньше он казался ей идеальным отцом, так и перед ним предстало вдруг то самое чадо, о каком он всегда мечтал. На ее лицо ниспадал алый капюшон, и она прижимала к груди корзинку.

— А я тебе кое-что принесла, — произнесла она самым что ни на есть бархатным голосом.

— Что? — прорычал Сезар.

Он стоял, и сопел, и сверлил корзинку глазами. Но почему-то не решался приблизиться.

— Сейчас покажу, — ласково пообещала девушка.

Он взглянул на поверженного Питера, потом снова, с нежной отцовской гордостью, на Валери.

— Ну давай показывай. — Сезар взял тряпицу, вытер рот.

Валери протянула корзинку, лишь самую малость приподняв крышку. Пока Сезар словно зачарованный вглядывался в щель, девушка посмотрела на Питера, потом выразительно перевела взгляд на лежащий в нескольких футах от него топор. Оборотень не отрывал глаз от корзинки, не замечал, с какой сверхъестественной быстротой двигается его враг.

И вот — разворот с одновременным замахом, и лезвие вонзается Сезару в спину. Расколота лопатка, торчащая рукоять напоминает ангелово крыло…

Сезар вскинулся, обеими руками схватился за топорище. Даже не в горле у него, а где-то гораздо глубже зародился бешеный рев, голосовые связки затрепетали, как натянутые резиновые жгуты. Это зверь в нем рвался на поверхность, но Валери опередила.

— Вот что я тебе принесла!

Девушка сдернула платок, явив глазам монстра содержимое корзинки. Руку отца Соломона с окоченелыми пальцами-крюками, сжимающими в мертвецкой хватке ничто.

Валери посмотрела прямо в затопленные ужасом глаза отца.

«До чего же проще стать зверем, чем прожить такую вот жизнь», — подумала она.

И прежде чем Сезар успел шевельнуться, она совершила то, чего уже не исправить. Схватила холодную конечность и вонзила ему в живот острые серебряные когти. И держала, и налегала, пока ядовитое серебро разбегалось по его телу.

На миг Валери встретила его взгляд — словно ее собственные глаза блеснули в зеркале. Она слышала дыхание отца, тяжелое, как у запыхавшегося ребенка. А потом он упал. Мертвый.

И в том, что он не оживет, Валери была абсолютно уверена.

Валери стояла со слезами на глазах, какие-то бессвязные слова срывались с уст. Приблизился Питер, обвил руками хрупкие девичьи плечи, прижал ее к себе и держал, пока она не затихла.

Она смотрела на безжизненное тело — не зверя, убившего столь многих любимых ею людей, а родного отца. Ей и самой хотелось умереть. Все рухнуло. Ничего не осталось. Жить больше незачем.

— Прошу тебя, уведи меня отсюда.

Питер взял ее за руку — и вдруг поморщился, и разжал пальцы, и отстранился.

— В чем дело? — недоуменно посмотрела на юношу Валери.

Тот не хотел отвечать. Но в конце концов приподнял разорванный рукав и буркнул:

— Он меня укусил.

На руке зияла ранка, в ней уже вскипала отравленная злом кровь.

— Питер… — Валери похолодела от ужаса.

Он лишь головой покачал — самому не верилось, что случилось непоправимое.

— Когда придет кровавая луна, я стану таким, как он. Зверем.

Питер выскочил за дверь и даже не слез, а свалился с дерева — панический страх затмевал его рассудок.

Валери поспешила следом, приблизилась к нему, в муке скорчившемуся на снегу. День выдался просто чудесный: луна все еще видна в небе, буря улеглась.

К обуви лип снег, словно пытался удержать людей. Питер упал на колени, и она, заливаясь слезами, точно так же опустилась рядом. В отчаянии они потянулись друг к другу; встретились в поцелуе губы. Ужас от содеянного, стыд и торжество — все перемешалось. Питер совершил для Валери все, что мог, а она не верила, она его подозревала. Теперь осталось сделать только одно. Отдать ему свою любовь. Тяжелая мужская рука скользнула по ее телу, нашла ее руку. Вторая ее кисть сама добралась до его пальцев. Обнимая друг друга, они делились своим теплом в холодном заснеженном мире.

Валери и Питер медленно пробирались к полузамерзшей реке. Он тянул тележку с покойником, а Валери то и дело наклонялась, подбирая камни покрасивее и поглаже.

— Его никогда не найдут. — Питер дотронулся до ее щеки. — Тебя сочтут ведьмой.

Она хмуро кивнула.

На причале она глядела в сторону, пока он перекладывал труп в лодку и вспарывал Сезару живот. Она один за другим отдала ему камни, все так же отводя глаза. Щелк да щелк — голоса камней далеко разносились в стылом воздухе; слабенькие, они прямо-таки терзали ей слух. Но вот голыши уместились в теле мертвеца, только один остался в руке Валери.

Девушка поднесла его к губам. До чего же холодный, аж больно. Она вручила камень Питеру, а затем продела в иголку темную нитку и тоже протянула ему.

Когда Питер сделал свое дело, лодка выплыла на середину реки. Ветер трепал рубашку Сезара, оголял бесформенный, туго набитый камнями живот, рану с зигзагами шва. Питер было потянулся к трупу, но Валери удержала его руку.

Она думала об отце. О том, каким его знала всю жизнь. О странноватом, мягкосердечном человеке, который подливал горячую воду в ее купель, и учил перевязывать раны, и хохотал на бегу, когда они разрушили осиное гнездо.

«Папа… Папочка, куда же ты ушел?»

Лодка качалась, камни, смещаясь, постукивали — как сердце…

Наконец Валери кивнула, и Питер аккуратно приподнял тело ее отца и дал ему соскользнуть в воду. Оно медленно скрылось с глаз, лишь рука на миг задержалась над водой, словно Сезар прощался с дочерью, которую так любил.