Марина Снежная - Не играй с огнем, даже если ты демон

Открывать глаза было почему-то больно, словно на веки свинца налили. Голова раскалывалась так, как в тот единственный злополучный раз, когда я напилась до полной невменяемости, празднуя самое удачное дело за все время деятельности нашей шайки. Мы тогда обчистили гостиничный номер приезжей архидемонской шишки. Причем сотрудники отеля до сих пор понятия не имеют, как мы обошли охрану. Но речь сейчас не об этом. А о том, что после того, как я, напившись, провела полночи в обнимку с отхожим местом, а потом целый день себя ощущала так, словно в желудке у койнера [1] койнер — один из обитателей разлома, гигантский червь, плюющийся кислотой) побывала, я зареклась пить раз и навсегда. Максимум, что иногда себе позволяла — бокальчик вина, когда обмывали очередное успешное дело. И никто, даже отвязная вампирша Таника, тоже член нашей шайки, не могла меня соблазнить на большее.

Так вот, в этот раз я себе тоже не изменила. Всего лишь пару глотков лучшего вина заведения Нарии выпила. И спустя несколько минут мир поплыл, а потом и вовсе исчез. Последнее, что видела — это как надо мной смеются другие члены нашей шайки: Таника, Вайшан и Димар. Шутили, что долгое воздержание мне на пользу не пошло, раз я окосела всего лишь от одного бокала. Помню еще, как поймала взгляд хозяйки притона — Нарии, застывшей у барной стойки и внимательно наблюдающей за нашим столиком. И как этот взгляд меня всерьез встревожил. Какой-то злобный, торжествующий такой, коварный. Хотела что-то сказать Димару, обратить его внимание на странное поведение злобной суккубши. Но не успела. Сон сморил окончательно, и больше я ничего уже не могла ни видеть, ни слышать.

И вот теперь, борясь с непослушными веками, никак не желающими подниматься, вспоминала то, что предшествовало пробуждению, и сердце сжималось от тревожного предчувствия. Открывать глаза было не только тяжело физически, но еще и страшно. Можно только догадываться, что сейчас увижу что-то не особо приятное.

И предчувствие не обмануло!

Тусклый свет, пробивающийся сквозь небольшие оконца под самым потолком громадного помещения, больше напоминающего склад, осветил лежащие вповалку на полу тела, одетые в одинаковые белые длинные рубахи. Вначале я и вовсе подумала, что оказалась в окружении мертвецов, и не сдержала судорожного вздоха. Потом заметила, что многие все же ворочаются и издают вполне характерные звуки, которые мертвецы издавать точно не могут. И это только я, еще не до конца пришедшая в себя после такого странного пробуждения, могла принять их за мертвых. Присмотревшись получше, дернулась так, что едва не пнула лежащего рядом со мной незнакомого мужика. Он недовольно пробурчал что-то и перевернулся на другой бок. Но сейчас я на него едва внимание обратила. Расширившимися от ужаса глазами смотрела на характерные стальные ошейники, украшающие шеи каждого из моих собратьев по несчастью. Мозг, пусть даже соображал все еще туговато, осенила жуткая догадка. И я медленно заскользила рукой по своей шее, натыкаясь на такой же стальной предмет, что и у других.

Мой вопль прорезал царящую вокруг мирную картинку, заставляя многих подорваться на месте, ошалело обводя глазами помещение. Сообразив, что никакого пожара или другого ЧП не произошло, на меня воззрились с плохо скрытым укором. Мол, ты чего вопишь, как оглашенная? Поспать бедным людям не даешь. Некоторые, поворчав немного, опять засыпали. Ведь судя по тусклому свету, было еще совсем раннее утро. Постепенно остальные снова позакрывали глаза, желая еще хоть немного поспать. Я же уже не обращала внимания ни на жуткую головную боль, ни на общее хреновейшее самочувствие. В голове билась одна лишь чудовищная мысль — на мне ошейник раба!

Как? Почему? Что вообще произошло?

И где остальные ребята? Моя единственная семья, за каждого из которых я могла бы глотку перегрызть любому. Как и они за меня. Что с ними случилось? Этот вопрос, пожалуй, волновал больше всего остального. Будь мы вместе, можно было бы пережить что угодно. Даже то, что я теперь, по всей видимости, оказалась на положении рабыни.

С трудом сев и порадовавшись, что оказалась у самой стены и могу теперь более-менее удобно устроить спину, я сосредоточенно уставилась прямо перед собой, пытаясь унять головокружение и привести в порядок хаотично снующие мысли.

В памяти поочередно мелькали лица и образы, за которые я упорно цеплялась, желая заставить мозг снова работать в полную силу. Понимала, что чем скорее смогу прийти в себя, тем больше шансов как-то выпутаться из передряги, в которую попала.

Члены моей шайки, разумеется, всплыли в голове в первую очередь.

Таника — молодая вампирша, сирота, как и мы все. Она прибилась к нам с Димаром, когда мы отправились на одно из самых наших опасных дел и едва не попались. Тогда решили ограбить не того, с кем стоило связываться. Только благодаря Танике, работавшей у того контрабандиста, удалось спастись. Она своего хозяина ненавидела за излишнюю жестокость, потому и помогла. Но идти ей было некуда после этого, и мы с Димаром взяли девушку с собой. О чем, кстати, ни разу не пожалели.

Вайшан — полудемон-получеловек примкнул к нашей шайке благодаря Танике. Влюбился в нее так, что жить без нее не мог. И пусть поначалу она его долго мучила, но в итоге не устояла. Правда, покидать нашу компанию не захотела. И пришлось Вайшану стать еще одним членом нашей маленькой семьи. Причем приобретение оказалось вполне даже полезным. Вайшан отлично разбирался в технике, не только обычной, но и магической, что не раз нас выручало.

Ну и, конечно же, тот, кто стал для меня одновременно старшим братом и даже отцом, несмотря на то, что старше всего на пять лет. Димар. Я тяжело вздохнула, вспоминая, как хорошо и спокойно было под его защитой. Он всегда знал, что делать, и за ним я была как за каменной стеной. И что уж греха таить, предпочла бы видеть в нем нечто большее, чем друга и названого брата. Не знаю, замечал ли красавчик Димар то, что мои чувства к нему далеки от дружеских, но всегда воспринимал меня как младшую сестренку. Еще с тех пор, как восемь лет назад только благодаря ему я не попала в бордель.

Мне было тогда двенадцать. Отца своего я никогда не знала, жила с матерью, которая искала любую возможность заработать, чтобы прокормить нас двоих. Даже не гнушалась продажей своего тела и мелким воровством. Одна из тех, кого вышестоящие привыкли презирать и считать пустым местом. Но для меня она была лучшей матерью на свете. Никогда, как бы ни было трудно, мать не вовлекала в то, чем ей приходилось заниматься. Как могла, ограждала от неприглядной реальности, в какой мы с ней жили. Даже когда становилось совсем туго, находила способ не оставить меня голодной, порой недоедая сама. Только с ее смертью я поняла, в каком все же страшном мире живу. Промокнув раз под проливным дождем, мать тяжело заболела и через несколько дней умерла. Денег на то, чтобы нанять даже обычного лекаря, не то что целителя, у нас не нашлось. Хозяин квартиры после смерти мамы решил своеобразным способом получить долг за квартиру — продать меня в бордель.