Мария Сакрытина - Слушаю и повинуюсь

Амин неверяще смотрел на него в ответ.

– Почему? – только и смог выдохнуть он.

Валид только тихо шипел сквозь стиснутые зубы.

Амин оглянулся на дрожащего мальчика.

– Он остается.

Валид фыркнул, вскинул голову.

– Отлично. Тогда я ухожу.

И, развернувшись, спокойно пошел к двери.

– Куда? – отмер Амин, бросившись следом. – Валид! Стой!

Но на палубе мальчика уже не было.

– Вот несносный шайтан! – выругался юноша, бросаясь обратно в каюту. – Насим! Успокойся. Сиди здесь и жди меня. К утру вернусь.

И, не дождавшись ответа, выбежал вон.

В самой дорогой чайхане Йялы сегодня было очень шумно и очень людно. Хозяин и слуги с ног сбились, расставляя на столах кувшины с молодым вином и чашечки с кофе.

А гости – от начальника городской стражи в украшенной серебряной нитью абае до богатого торговца-бедуина с двадцатью верблюдами у входа, – все смотрели на свободный участок у стены, где обычно танцевали приглашенные танцовщицы.

Танцевали и сейчас. Танцевала – одна танцовщица в простенькой, даже не расшитой блестящими нитками галабее. Но никто и не смотрел на ее одежду. Глядели на лицо – совершенней, чем у изображений Аллат. На чудесные длинные волосы. На изгибы тела, угадывающегося под тканью.

Прелестница танцевала – с наслаждением, закрыв глаза, подбрасывала волосы, вызывая вздох восхищения у всех смотрящих на нее мужчин. Призывно хлопала в ладоши и топала изящной обнаженной ножкой…

Ускорялась музыка, быстрее становился танец. Грациозно изогнувшись, девушка песчаной львицей припала к полу, стукнув кулачком, и оттолкнулась, глядя на зрителей завораживающими черными глазами.

«Смотрите на меня. Желайте меня. Ибо я есть желание. Невозможно меня не хотеть», – говорило ее тело, ее лицо, глаза, поза.

Вот она подалась вперед, зазывно протянула руку – так, словно хотела вытащить пораженного ее красотой бедуина к себе в танец…

Бухнули табла, срывая ритм, и на «сцену» пробился светловолосый юноша – тоже в простенькой абае. Недолго думая, не обращая внимания на тигрицей зашипевшую девушку, накинул на нее хиджаб и, когда несколько человек, недовольно ворча, встали, пытаясь загородить ему дорогу, выдохнул:

– Это моя жена!

Зрители тут же расступились и только смотрели, как юноша уносит завернутую в покрывало, вырывающуюся красавицу.

– Снисходит же на кого-то милость Аллат, – вздохнул начальник городской стражи, поводя затекшим плечом.

– Или Вадда, – откликнулся, переводя дыхание, сидящий рядом бедуин.

«Или шайтана», – подумал хозяин чайханы, уже успевший вкусить все «прелести» брака.

– Что ты творишь?!

– А ты? – срывая покрывало, проскрипела темноволосая красавица. – Кто дал тебе право заявлять, что я твоя?! Кто дал тебе право мне приказывать?! Я свободна!

– Свободна, свободна, – сквозь зубы выдохнул Амин. – Пойдем на корабль.

Красавица зашипела и, глянув на юношу, подалась назад, в тень. Спустя мгновение Амин понял почему – из другой тени к нему по-кошачьи крались еще три. А двое замерли позади, ожидая.

Рука юноши метнулась к поясу, но даже вытащить джамбию он не успел.

Свистнула плеть, и тонкие кожаные ленты сдавили горло, скрутили руки. Амина прижали к стене. Один из нападающих – с закрытым темной тканью лицом – обнажил тонкий изогнутый меч.

Из сумрака глянули чарующе прекрасные глаза. Темноволосая красавица наблюдала, как Амин, хрипя, вырывается, но держали его крепко.

Не спеша, наемник с мечом приблизился. Отвел руку, замахиваясь.

Прокусывая губы, понимая, что все – конец, юноша дернулся, снова встречаясь с красавицей взглядом. Та наблюдала с маской спокойствия на застывшем лице.

Амин видел, как блеснул острый кончик меча, отражая лунный свет. А потом – ярче, весь засветился, как волшебный.

«Тень», вскрикнув, выронила меч, и тут же раздался неприятный скрипучий голос:

– Оставьте его в покое.

Двое, что ждали позади Амина, выдвинулись вперед, обнажая мечи.

– Оставьте, – повторила красавица, расправляя руки, точно крылья.

И те засветились сгустками пламени.

– Прочь!

Амин опомнился уже на бегу по дороге, кажется, в порт. Тонкая изящная рука крепко держала его, и у Амина отлегло от сердца.

Девушка остановилась вместе с ним. Обернулась.

И проскрипела:

– Я ненавижу тебя.

– Почему? – выдохнул Амин, оглядываясь. Но позади было тихо, и вроде бы ничто не горело.

Красавица покачала головой и вскинула на Амина блестящие глаза.

– Я не понимаю… Почему я просто не могу тебя убить? Что в тебе такого, человек, что такого, что мне больно знать, что тебя не будет на свете?

Амин удивленно смотрел на нее.

– Валид…

– Ты такой же, как все – глупый, слабый, ничтожный. Да, ты добрее некоторых. Да, может быть, умнее. Да, покладистый. Но почему, почему?! – голос оборвался, и она прижалась к груди опешившего Амина, глотая слезы. – Я ненавижу тебя, ненавижу за то, что ты привязываешь меня к себе, ты, ничтожный человечишка! Ненавижу за то, что заставляешь меня чувствовать, за то, что возвращаешь сердце. Это больно, о, Создатель, мне так больно! – и, вскинув голову, закричала – нечеловечески, негромко, но пронзительно. Отчаянно и горько, как пойманная в клетку птица. – Я не хочу…

Амин осторожно опустил руку и погладил ее по вздрагивающей спине.

Он ничего не понимал.

Красавица вздрогнула – Амин отшатнулся от сгустка пламени, закрыл руками лицо, а огненная птица, превратившись в мальчика, топнула ножкой.

– Но ты меня не привяжешь. Все. Довольно. Это было забавно, но игра затянулась, – мальчишка глянул на юношу, осторожно отнявшего руки от лица. – Я и так зашла слишком далеко. Прощай, Амин.

– Валид!

Мальчик увернулся, наклонился, разведя руками, точно крыльями, и зашипел:

– Прочь пошел! Ну! Прочь!

Амин отступил, видя, как по лицу мальчика пробегают искры – словно далекие всполохи пламени.

– Валид, прости меня, если я что-то…

– Прочь! – от скрипучего нечеловеческого голоса заложило уши. Амин скорчился на каменных плитах набережной. В ушах звенело – и, когда он рискнул подняться, Валида рядом уже не было.

Наджахад, шейх Йялы, не знал печали. И не потому, что город его был богат – и внушительная часть этого богатства непересыхающей рекой текла во дворец шейха. И даже не потому, что Наджахаду везло – слуги его боялись, а семью выкосил северный мор, и забрать у него власть никто бы не осмелился. Даже боги улыбались Наджахаду – за время его правления город не тронула ни одна засуха, и пустыня отступила, а плодородная земля оазиса дарила богатые урожаи фиников, кишмиша и фиг, – Наджахад все это воспринимал как должное. Лишь одного боялся шейх – скуки. Костлявой тенью всегда она прячется за плечом удачливых правителей. Но Наджахад знал, как с нею бороться.