Марина Снежная - Своя душа тоже потемки

– Помнишь, как я уже делал это однажды? – вкрадчиво заговорил Ирмерий. – Не представляешь, чего мне тогда стоило ограничиться только магическим воздействием.

Я рассмеялась.

– А ты даже не представляешь, что тогда творилось со мной… И какие сны мне снились после твоего целительского воздействия.

– Вот о снах поподробнее, – промурлыкал он, развязывая ленточки мантии. – Надеюсь, в них ты видела меня?

– А если скажу, что нет… – лукаво спросила, помогая ему освободить меня от первого предмета одежды. – Что тогда сделает грозный ректор?

– Выпытаю правду, а потом тут же отчислю всех твоих тайных возлюбленных, – шутливо пригрозил он. – Тебя же ждет долгое и суровое наказание…

– Вот как? И что за наказание? – невинно поинтересовалась я, замерев от прикосновения к обнаженным плечам, с которых он уже стянул платье. – Так, кажется, мы сейчас говорили о целительском воздействии, лорд Старленд, – проворчала я. – И что делают ваши руки?

– Они живут своей жизнью, – усмехнулся он. – Ничего не могу с ними поделать.

– А знаешь, я не так уж и устала, оказывается, – хрипло сказала я, когда его губы скользнули по моей шее к ключицам.

– Рад это слышать… – не менее хрипло откликнулся он. – А то, похоже, сегодня у меня будут кое-какие проблемы с концентрацией целительской энергии.

Я хохотнула и зарылась пальцами в его светлые волосы, замерев от того, насколько приятно к ним прикасаться. От осознания того, что могу делать то, о чем еще недавно только мечтала, все во мне ликовало. Притянула голову ректора к себе и впилась в его губы, не в силах сдержать собственное желание. И вскоре снова таяла и задыхалась от наплыва эмоций под его умелыми нежными руками. В который раз на задворках сознания мелькнула мысль, что я не заслуживаю такого счастья, но постаралась тут же ее отогнать.

Когда мы отдыхали после очередного страстного соития, я неожиданно поняла, что могу говорить с этим мужчиной о чем угодно. Эта близость между нами по-настоящему пугала из-за того, что я не знала, как смогу жить, когда лишусь ее. Сама не заметила, как рассказала ему о разговоре с Лораном, избежав только подробностей, какие касались лично ректора.

– Он на самом деле любит тебя, – сделал неожиданный вывод Ирмерий. – Думаю, только твое признание в том, что ты ко мне испытываешь, заставило его отступить. Иначе он бы так легко не отказался от тебя. Впрочем, я его понимаю.

– А что бы ты сделал, если бы я полюбила другого? – сорвался с губ неожиданный вопрос.

– Наверное, захотел бы умереть, – я даже вздрогнула, настолько серьезно он это сказал. – Это желание неоднократно меня посещало в течение последних пятидесяти лет, – Ирмерий уставился на вздымающийся над нами балдахин, словно не решаясь сейчас посмотреть мне в глаза. – Но таким, как я, умереть трудно.

– Из-за того, что ты высший? – тихо спросила я.

– Из-за того, что мы слишком цепляемся за жизнь даже в минуты крайнего отчаяния.

Считаем добровольный уход слабостью и стыдимся этого.

– Скажи, почему ты утратил вкус к жизни?

Я замерла, боясь, что зашла слишком далеко. Кто я такая, чтобы требовать у него откровенности? Всего лишь временная постельная игрушка.

– Если хочешь, можешь не отвечать, – поспешно добавила.

– Думаю, все же хочу… Хочу поделиться этим именно с тобой. Возможно, тогда ты сможешь лучше меня понять, и перестанешь сомневаться в моих чувствах.

– Не принимай обычную страсть за чувства, – я поморщилась, понимая, что если только позволю себе поверить в его любовь – это станет для меня началом конца. Потом еще больнее будет потерять его.

– Девочка моя, – его губы тронула снисходительная улыбка. – Сколько тебе лет?

– Восемнадцать, – немного обиженная этой снисходительностью, буркнула я. – Я уже достаточно взрослая, чтобы понимать многие вещи.

– Мне больше четырехсот, – напомнил он мягко. – По-твоему, я не могу отличить страсть от чего-то более глубокого?

Я промолчала, все равно оставшись при своем мнении. Он сам сказал, что пять десятилетий вообще не мог хоть что-то чувствовать. Это изменила я, вот он и принял те эмоции, какие в нем вызвала, за нечто большее.

– Давай не будем говорить о том, как назвать то, что происходит между нами, – попросила я. – Время все расставит по местам. Лучше расскажи мне то, что посчитаешь нужным. Раз ты и правда этого хочешь сам…

Некоторое время он смотрел на меня с задумчивым выражением, потом кивнул.

– Хорошо. Надеюсь только, что ты не сделаешь из этой истории каких-то парадоксальных выводов. Уже понял, что ты любишь это делать.

– Ты смеешься надо мной? – возмутилась я.

– Нет. Я просто пытаюсь тебя понять, – он нежно прикоснулся губами к моему лбу и поднялся с постели. – Хочешь вина?

Поколебавшись, я все же кивнула.

– Не откажусь.

Он прошел к скрытому в стенной нише бару и извлек светло-зеленую пузатую бутылку.

– Светло-эльфийское. Его производят в той провинции, где я родился.

Ректор разлил нежно-изумрудную, будто светящуюся изнутри, жидкость по бокалам и устроился на диване.

– Иди ко мне, Летти. Если мы останемся в постели, боюсь, я снова начну приставать к тебе прямо посередине истории, – в его голосе слышались игривые нотки, но по его взгляду я поняла, что он почему-то волнуется. Наверное, нелегко решиться раскрыть всю правду о себе кому-то, кто для тебя важен. Или я опять принимаю желаемое за действительное?

Тем не менее, я поднялась с постели, завернулась в простыню и подошла к нему.

Устроилась рядом, поджав под себя ноги. Взяла протянутый бокал и осторожно отхлебнула вина. Во рту растеклась изумительная пряная сладость. Казалось, я пью драгоценный нектар, от которого по всему телу растекаются живительные силы.

– Восхитительно! – выдохнула я восторженно. – Никогда такого не пробовала, хотя в доме Медлентов был неплохой погреб.

– Такое вино не продают чужакам, – он как-то горько улыбнулся. – Одна из причуд светлых эльфов… Мне иногда по старой памяти присылает мать. Ты говорила, что считаешь дроу заносчивыми, приводя в пример этого твоего Лорана. Но поверь, если бы познакомилась с высшей аристократией светлых миров, узнала, что бывает еще хуже. У них куча глупых правил и ограничений. Если ты полукровка или вообще не имеешь примеси крови светлых эльфов, тебя никогда не примут, как равного. Моя мать совершила большую ошибку, не позволив мне расти в темном мире. Сочла, что то, что моим отцом был король, смягчит сородичей.

– Не смягчило? – еле слышно спросила я, чувствуя, как замирает сердце от жалости к нему. Пусть я человечка и к моим сородичам среди дроу тоже не относились с уважением, но я почти этого не ощущала, окруженная заботами леди Гванары и Парнисы. А что пришлось пережить ему? Маленькому принцу, которого в раннем детстве ждали почет и почтение, а затем – участь чужака и презрение.