Ольга Гусейнова - Когда нет выбора

Папа шептал: «Моя девочка, моя малышка, все будет хорошо, ведь я рядом».

Так больно, а вокруг только безумные вспышки, несущие смерть. Я потерялась в них, всюду, куда хватало взгляда, – холодные ненавидящие глаза. Сначала умоляюще шептала, потом кричала, а после отчаянно жаловалась папе, что меня никто не любит, не жалеет, как он, и больше никто не захочет обнять и назвать своей малышкой.

В какой-то момент в безумном калейдоскопе возникли огромные, заслонившие свет бриллиантовые глаза, которые манили, звали, затягивали в себя. Всплыла мысль: «Тарий!» Я ухватилась за имя, словно за спасательный круг, звала, искала и в конце уже просто умоляла спасти меня из поглощавшего кошмара.

Очнулась с этим именем на губах, даже открыв глаза, продолжала шептать: «Тарий… Тарий… спаси меня, пожалуйста!..»

На меня в упор смотрел обладатель тех самых бриллиантовых глаз из сна. Потом дошло, что это мой аннар сидит рядом с кроватью, на которой я лежу, и пристально наблюдает за мной. Он молчал, пока я недоуменно переводила взгляд с него на окружающую обстановку и обратно.

Какая нелегкая нас занесла в медицинский отсек? Кроме Тария, здесь еще и врач Нут Джама… дремлет в противоположном углу, вытянув ноги и скрестив руки на груди. Ему что-то снилось, потому что он периодически смешно дергал ногой и ушами.

Чувствовала я себя не ахти. И самое неприятное: зверски пересохло горло и нестерпимо хотелось пить. Опять посмотрела на Тария и только сейчас ощутила его руку на своей. Странно, выглядит аннар сильно уставшим и каким-то помятым, даже вечно безупречный светлый офицерский костюм смотрится так, будто в нем спали.

– Я хочу пить, – просипела, собравшись с силами.

Он тут же взял с подставки, прикрепленной к кровати, стакан с трубочкой и поднес к моим губам. Выпив все до донышка, я сразу почувствовала себя значительно лучше.

– Как ты себя чувствуешь, малышка моя? – заданный Тарием вопрос привел меня в изумление.

Во-первых, сильно изменился тембр голоса – стал мягче, с затаенной нежностью, забавно совмещающейся со скрежещущими нотками. Во-вторых, его обращение ко мне… непривычное… как будто позаимствовано из сна или моих тайных желаний.

Огромная теплая ладонь поползла вверх по моей обнаженной руке, добралась до груди и наконец ласковым жестом коснулась щеки. Тарий всем телом, не отрывая взгляда, потянулся ко мне. Перебрался на кровать, склонился надо мной и… начал покрывать легкими, едва ощутимыми поцелуями лицо и волосы. Я поймала такую волну нежности от него, такое невероятное тепло, радость и… страх потери, что и сама растворилась в слишком новых для себя чувствах, утонула и точно не хотела всплывать. Но дела насущные заставили поинтересоваться:

– Что случилось? Что мы делаем в медицинском отсеке? – даже собственный голос показался чужим – хриплым и слабым.

Непривычный Тарий потерся своей щекой о мою, глубоко вздохнул и только хотел ответить, как раздался радостный голос Нута Джамы:

– О-о-о, наконец-то наша болезная в себя пришла!

В поле зрения появился доктор, а Тария захлестнуло привычное раздражение. И, хвала звездам, адресованное Нуту, а не мне. Но я еще не успела забыть той волны нежности и ласки, которой меня обогрел аннар.

– Эсар Джама, может, вы скажете, почему мы здесь?

Аннар начал отстраняться, и я непроизвольно схватила его запястье, чтобы удержать. Раздражение тут же улетучилось, вновь сменившись нежностью и радостью. Он обхватил мою ладошку обеими руками и начал мягко поглаживать, позволяя успокоиться и расслабиться.

Нут Джама заметил мой жест, выдавший желание быть с Тарием рядом, довольно улыбнулся, отодвинул кресло, в котором недавно сидел Тарий, уселся туда и пояснил:

– Я уже все высказал нашим премудрым эсарам, которые любят ставить жестокие эксперименты над бедными слабыми женщинами. Они заставили вас перенести очередной мощнейший стресс, страх, чужую смерть… И не учли, что вы эмпат… Забыли, что вам пришлось пережить в последнее время гибель отца, побег, трансформацию наконец. – Врач покачал головой, а я ощутила его восхищение мной, глубокое сожаление и сочувствие. – Вы – сильная женщина, Есения, но и у вас есть предел! Вы здесь третьи сутки. Эсар Биана вызвал меня ночью, когда у вас поднялась температура. Затем было несколько часов странной комы – мне кажется, ваша нервная система пыталась защитить таким образом вас. После трансформации вы на какое-то время стали слабой и уязвимой, вот организм и не выдержал очередной проверки на прочность.

Пока он говорил, чуть-чуть пошевелилась и прислушалась к себе. Противная слабость расползлась по всему телу, я вся, подобно горке желе, мелко вибрировала. Как же жалко себя! Не подумав, поделилась, стоило врачу замолчать:

– Постоянно снились кошмары, а потом… глаза Тария вытащили меня из них… – шмыгнула носом, чувствуя, как подкрадывается истерика, спазмом сжимая горло. Нервы действительно совсем расшатались.

Джама снова тяжко вздохнул и, испытывая неловкость, сказал:

– Вы бредили иногда! Звали отца, Тария… хм-м, просили спасти вас, жаловались, хм-м, на нас… – Он замолчал, давая мне возможность догадаться об остальном самой, но не выдержал и зло высказал, посмотрев на Тария: – Ваш аннар, Есения, заслуживает сурового наказания за подобное отношение к вам!

Биана начал наливаться яростью, но внезапно словно сдулся, буквально утонув в самобичевании, сожалении и угрызениях совести. Он вцепился в мою руку так, будто его хотят оторвать силой. Я не выдержала и устало заметила:

– Знаете, эсар Джама, совсем недавно весь экипаж сочувствовал Тарию, а меня осуждали.

И, уверена, считали, что я заслуживаю сурового наказания за его мучения…

Совсем неожиданно обличительно-защитную речь прервал мой заурчавший от голода живот, яростно требуя пищи и очень меня смутив. Однако мужчины засуетились: доктор проверил какие-то показатели на мониторе, а Тарий связался по зуму с Фисником и потребовал, чтобы тот принес поднос с едой для меня в медотсек.

– А почему именно он? – тут же поинтересовалась я.

– Он много времени провел в твоей компании и лучше знает, что ты предпочитаешь. Я боюсь ошибиться, моя шиу, – аннар с тревогой вглядывался в мое лицо.

Слезы наконец переполнили глаза и полились по щекам. От обоих мужчин тут же пришло недоумение, тревога и озабоченность.

– Ты все время зовешь меня шиу… – всхлипывая и мысленно плюнув на присутствие постороннего, не то спросила, не то пожаловалась я. – Фисник сказал, что это неказистый маленький ночной цветок, который только пахнет приятно… Неужели я такая несимпатичная? Что ты только за запах меня и принимаешь?..

Нут Джама смутился, потом, как ни удивительно, иронично улыбнулся и быстро вышел. Тарий же, снова склонившись и обхватывая ладонями мое лицо, тихо ответил, вновь одаривая нежностью и теплом души: