Элли Конди - Атлантия

А потом я вспоминаю: он ведь тоже умирает. Он умирает уже не один месяц.

Но Бэй и Тру – они должны жить. Я все должна сделать для этого. И если уж на то пошло, я тоже очень хочу жить.

Майра сказала, что я пойму, когда придет время.

И это время пришло.

Я должна войти в храм и заговорить.

Я закрываю Чиро глаза. Фэн хочет помочь мне, но я отказываюсь: я должна сделать это сама. Вставая, я дотрагиваюсь до клетки с летучими мышами.

– Ты прав, – говорю я Фэну.

Он тоже встает.

– Я пойду с тобой. Ты не должна оставаться одна.

– А я и не буду одна.

Я чувствую, что Бэй будет со мной. И мама тоже. И ее сестра, наша тетя.

А еще я хочу, чтобы Фэн кое-что сделал.

– Пожалуйста, – прошу я его, – отпусти их. Так будет лучше.

Выражение его лица меняется, мне даже сначала кажется, что он вот-вот сломается.

– Не могу, – говорит он.

Я понимаю: Фэн подумал, будто я имею в виду Бэй и Тру. Я тоже не собираюсь их отпускать.

– Летучих мышей, – уточняю я и показываю на клетку. – Ты можешь найти способ выпустить их на свободу?

Фэн кивает. Я чувствую огромное облегчение. Летучие мыши не созданы для того, чтобы сидеть в клетке. Им нужна свобода. Мой голос будет звучать лучше, если они окажутся на воле.

– Спасибо, – говорю я Фэну. – До встречи.

А потом, перед тем как выскользнуть из кладовой в коридор храма, я на прощание легонько прикасаюсь к его плечу. Пусть я не Бэй, а он не Тру, но мы при этом прекрасно понимаем друг друга. И я сделаю все, что смогу, чтобы спасти то, что еще можно спасти.

Вдоль стен коридора стоят жрецы и стражники. Их много, а я одна. Но я помню, что делала в таких случаях Майра, в шлюзах и на маленьком острове.

– Вы не видите меня, – говорю я, пока иду между ними по коридору.

Коридор узкий, наши мантии почти касаются друг друга, их лица так близко, что я могу различить цвет глаз каждого.

Но они меня не видят.

Это такое странное ощущение, когда ты идешь среди людей из мира Наверху, а они смотрят мимо тебя или сквозь тебя. Нечто похожее я испытывала, когда я говорила Внизу, не используя свой настоящий голос.

Храм полон прихожан. Невио стоит за кафедрой. Где же сирены? Чиро сказал, что Совет планирует выставить их тела в храме на всеобщее обозрение. А потом я вижу в боковых приделах черные ящики, и сердце у меня сжимается от дурного предчувствия. Вчера вечером этих ящиков там не было.

Пересчитываю ящики. Двадцать семь.

Я отхожу в сторону и надеваю на голову капюшон своей коричневой мантии. Народу в храме много, люди стоят и в приделах, и в нефе. Если я буду держаться подальше от центрального придела и двигаться медленно, меня могут и не заметить. Мне не хочется снова использовать свой настоящий голос, но я должна увидеть тела сирен. Я должна знать наверняка.

– Люди мира Наверху, – говорит Невио, – мы рады снова оказаться среди вас и благодарны вам за то, что вы нас приняли. Мы так долго ждали этого момента.

Его голос звучит просто идеально. Интонации знакомые, успокаивающие, правильные – отлично выверенная комбинация принуждения и приказа. Даже сейчас, зная, кто Невио на самом деле, я не могу определить, когда он говорит правду. Очень часто небольшие порции правды примешиваются в его словах ко лжи.

Наконец я подхожу к ближайшему ящику. Он приподнят над полом, но все равно установлен достаточно низко, чтобы можно было заглянуть внутрь.

В ящике лежит сирена.

В момент смерти она кричала.

На это тяжело смотреть.

Невио продолжает говорить. Заметил он меня или нет? Думаю, вряд ли. Двигаюсь дальше с низко опущенной головой. Люди, не глядя, позволяют мне пройти мимо них. Неужели одной-единственной моей команды оказалось достаточно, чтобы они подчинялись ей все это время?

Или их внимание удерживает голос Невио?

– Сирен больше нет, – говорит он. – Наконец наступил день, когда люди из мира Наверху могут больше не бояться никаких порождений мира Внизу.

И только в самом конце нефа лежит она. Мне сначала кажется странным, что ящик с телом Майры решили убрать в самый дальний угол, ведь там ее увидит меньше людей. Но потом я понимаю, почему члены Совета так сделали.

Потому что Майра лежит умиротворенная.

Она прекрасна, как может быть прекрасно море или солнце. Мне больно на нее смотреть и в то же время трудно оторвать от нее взгляд. Я прикасаюсь к краешку ее мантии и ухожу в центральный придел. Пришло время, чтобы меня увидели. Пришло время быть услышанной.

– Мы знали, что этот день настанет. – Невио разводит руки в стороны, его голос перетекает через кафедру в придел. – Пришло время миру Наверху раз и навсегда избавиться от мира Внизу. Это ваше время.

Я выхожу в центральный проход. Верховный Жрец поднимает голову, мы встречаемся взглядами, и боги смотрят на нас со всех сторон. Я понимаю, что Невио начал верить в собственную ложь. Теперь он не сомневается, что только его слова и могут быть правдой.

Люди оборачиваются, чтобы посмотреть, что привлекло внимание оратора. Знает ли он, кто я? Вспомнил ли, глядя на меня, что я тоже поднялась Наверх?

– Кто это? – перешептываются прихожане.

Я откидываю назад капюшон. Люди расступаются, давая мне дорогу. Я иду по мраморному полу, и мои шаги звучат точь-в-точь как мамины, когда она почти в полной тишине направлялась на кафедру читать проповедь. Чаша с водой все еще стоит на алтаре, и солнечный свет проникает в окна.

– Меня зовут Рио Конуи, – говорю я и на секунду замолкаю, потому что больше ничего не могу сказать.

Под сводами этого храма звучали ложь и правда, а сейчас настало мое время.

В глазах Невио ненависть, он узнал меня. Теперь он вспомнил, что я тоже поднялась на поверхность, и наверняка понял, кто заставил его забыть об этом. Майра. Она была сильнее его тогда, на острове, да и раньше тоже не один раз оказывалась могущественнее, чем Верховный Жрец.

В моем сердце нет страха.

Я знаю, как это сделать. Майра показала мне все, шаг за шагом, начиная с первого дня на Нижнем рынке и заканчивая последним на острове. Я прошла хорошую школу.

Я поворачиваюсь спиной к Невио и лицом к людям из мира Наверху. Я говорю, я прошу:

– Слушайте.

Я чувствую, как вся сила сирены звучит в этом единственном слове, я вкладываю в него все, что берегла долгие годы.

Пусть все будет именно так. Я хочу, чтобы эти люди меня слушали, но я хочу говорить с ними не как сирена, а как человек. Как одна из них. И тогда, возможно, они поймут.

Я хочу быть услышанной.

Сейчас я могу открыто использовать свой настоящий голос, он все еще сильный. Я такой же человек, как и все эти люди в храме, и я ничего им не приказываю. Это было бы неправильно. И это бы не сработало. Жители верхнего мира должны сами захотеть спасти нас.