Эми Эвинг - Драгоценность

– А в чем же подвох? – спрашиваю я. Меня несколько угнетает мысль о том, что я могу сделать ребенка на заказ.

– Оно не всегда работает. Мы пока не знаем, почему иногда ребенок рождается с тем набором качеств, которые желает видеть в нем мать, а бывает, что результат обратный, причем не всегда приятный. Зачастую королевские особы даже не связываются с третьим Заклинанием, опять же из-за его непредсказуемости. Но в случае успеха продукт получается уникальный. Однако, как правило, в ущерб двум другим Заклинаниям. И это риск.

– Вот почему герцогиня купила меня? Как лучшую в Заклинании на рост?

– Она уже говорила с тобой?

Я киваю.

– Она перечислила целый список качеств, которыми хочет наделить своего ребенка. Но я не знаю, как это сделать.

– И это еще не все, Вайолет, – говорит доктор Блайт. – Она хочет, чтобы ее дочь родилась первой . Она считает, что при твоих способностях ребенок может родиться раньше, чем через девять месяцев. И что это будет… одаренный младенец. Ты можешь ускорить процесс не только физического, но и умственного развития.

Я чувствую легкое головокружение.

– И как скоро я должна родить этого ребенка?

Доктор Блайт пристально смотрит на меня.

– Наша цель – три месяца. Каждый триместр за месяц.

Три месяца. Я на грани истерики.

– Что? Да это же безумие.

Врач только улыбается.

– Посмотрим.

– Почему нам не говорят об этом в Южных Воротах? Я имею в виду, про силу Заклинаний и зачем они на самом деле.

Доктор Блайт заносит в свой планшет еще какие-то показатели и начинает снимать электроды.

– Вайолет, в Южных Воротах вам вообще ничего не рассказывают. Вам даже не разрешают смотреть на себя в зеркало. Чем меньше вы знаете, чем меньше понимаете о себе, тем легче вами управлять.

– Тогда почему вы мне сейчас об этом рассказываете?

– Потому что твоя добрая воля жизненно необходима для всего процесса. И потому что ты уже ничего не можешь изменить. Ты изолирована во дворце герцогини. Ты больше никогда не увидишься ни со своей семьей, ни с подругами. Ты никогда не покинешь Жемчужину. – Доктор Блайт нажимает красную кнопку, и экран исчезает в потолке. – Когда ты родишь герцогине дочь, тебя стерилизуют и отправят в центр, очень похожий на Южные Ворота, где ты останешься до конца своих дней и будешь жить вместе с другими суррогатами, исполнившими свою миссию.

Обратно в инкубатор? Выходит, я вечно буду жить по чужим правилам, даже после того, как сделаю свою работу?

– Герцогиня сказала, что королевским семьям разрешено иметь только одного мальчика и одну девочку, – говорю я. – Мне и это придется контролировать?

– Нет, – отвечает доктор Блайт. – Это в руках врачей.

– Почему им положено иметь только двоих детей?

– Чтобы сохранить чистоту крови и, как говорится, эксклюзивность своего клуба. Сын сохраняет семейный титул, а дочь выходит замуж, чтобы обеспечить альянс с нужным домом. Альянсы здесь крайне неустойчивы. – Он вздыхает и качает головой. – Герцогиня очень разочарована своим сыном. Поэтому возлагает невероятно большие надежды на дочь.

Доктор отворачивается, и я быстро натягиваю ночную сорочку. Его слова все крутятся у меня в голове. Ребенок за три месяца. Но с чего вдруг герцогиня решила, что я по доброй воле захочу ей помочь ?

На следующее утро я неспешно потягиваю кофе в своей гостиной, стараясь не думать о визите к врачу, когда является герцогиня.

– Идем со мной, – говорит она.

Начинается. Не могу думать ни о чем другом. Она ведет меня к доктору Блайту. Кажется, я даже не могу себя заставить встать.

– Куда мы идем, моя госпожа? – полушепотом спрашиваю я. Аннабель бросает на меня выразительный взгляд, но я его не понимаю. Герцогиня хмурится; видимо, мне не положено задавать вопросы.

– Я кое-что хочу тебе показать. Вставай.

Еле живая от страха, я плетусь за ней по коридорам и галереям, и мне кажется, я знаю, куда мы идем. Меня охватывает паника. Но тут герцогиня сворачивает в другую сторону, к парадной лестнице, и я испытываю невероятное облегчение.

Напротив лестницы – распашные двери с золотыми ручками в форме крыльев. Герцогиня поворачивается ко мне.

– Доктор Блайт настроен очень оптимистично, он считает, что ты сможешь выполнить мои требования. Меня это чрезвычайно радует. Поэтому… – Она открывает двери, и меня обдает теплом, в котором я улавливаю запахи дерева, ткани и пыли, легкий аромат сосны. Когда я вижу, что за дверями, у меня отвисает челюсть.

Это концертный зал. Ряды кресел, обитых красным бархатом, тянутся к массивной сцене в обрамлении тяжелых красных штор с золотыми кистями. Изумление толкает меня вперед, и я ступаю по мягкому бордовому ковру, оглаживая пальцами плюшевые подлокотники кресел. Сводчатый потолок отделан позолотой и медью, а круглые светильники заливают зал теплым светом. Сверху открывается ярус, и ряды кресел уходят ввысь. Я и представить себе не могла более заманчивого места для исполнения музыки, разве что Королевский концертный зал.

Как по команде, на сцене появляются два лакея – один выносит стул и пюпитр, другой – мою виолончель.

– Ты можешь играть здесь, когда захочешь, в любое время, – говорит герцогиня. – Я надеюсь, это сделает тебя… счастливой. – Ее слова звучат не очень-то искренне, но меня это не волнует. Мне не терпится взять в руки смычок. Акустика в этом зале, должно быть, потрясающая.

– Я могу сейчас поиграть? – спрашиваю я, поспешно добавляя: – Моя госпожа?

– Конечно, – отвечает герцогиня. Она уходит, и Аннабель занимает свое место – видимо, она шла следом за нами. Я поднимаюсь на сцену.

Никогда еще мне не доводилось стоять на сцене. Оглядывая бескрайние ряды пустующих кресел, я дрожу от волнения. В них так много ожидания. В журналах Лили меня всегда интересовали только фотографии с концертов. Я устраиваюсь на стуле и закрываю глаза, сжимая виолончель коленями. Представляю, будто выступаю в Королевском концертном зале, перед нарядной публикой, которая собралась послушать мою игру. Слышу шелест программок, шепот разговоров, но они стихают, как только я поднимаю смычок. Все с нетерпением ждут моего выступления, и я чувствую себя королевой, способной одним простым жестом усмирить целый зал. Я исполняю куранту до мажор, и, когда музыка смолкает, раздаются оглушительные аплодисменты. Я выбираю другую пьесу, потом еще одну и еще. Я играю несколько часов. Здесь, на этой сцене, я могу притвориться, что это моя профессия, что я не суррогатная мать, а музыкант , профессионал, такой же уважаемый, как Страдивариус Тэнглвуд.

Близится вечер, когда я, наконец, останавливаюсь, но все еще пребываю в эйфории. Аннабель хлопает в ладоши, и ее овации еле слышны в огромном пустом зале.