Эми Эвинг - Драгоценность

Свобода. Слово, такое манящее и неуловимое, крутится у меня в голове. Иногда мне кажется, будто я сама его придумала, но потом вспоминаю встречу с Люсьеном, и оно обретает особый смысл. Я отчаянно хочу верить Люсьену, его обещаниям вызволить меня отсюда, но мысль о возможном разочаровании охлаждает мой энтузиазм. А если он меня обманывает? Если просто ошибся? Что, если мне все почудилось?

Мысленно я вновь со своими родными. Воскресенье – день отдыха. Охре не надо идти на работу, а Хэзел – в школу. Интересно, что они делают сегодня. Я надеюсь, что, что бы это ни было, им весело. И они счастливы. Что бы они подумали, увидев меня здесь, в окружении всей этой роскоши? Наверное, решили бы, что я тоже счастлива.

Может быть, Люсьену удастся вернуть меня домой. Я бы снова увидела свою маму, наблюдала бы, как подрастает Хэзел. Я могла бы принимать собственные решения. Могла бы выбрать ту жизнь, какую я хочу.

Мне нужно еще раз поговорить с Люсьеном. Он должен пообещать мне, что все это сбудется.

Я сажусь в постели и вызываю Аннабель.

– И что герцогиня собирается делать со мной сегодня? – спрашиваю я, пока она сервирует завтрак.

Стараюсь, чтобы мой голос звучал непринужденно, но не уверена, что у меня получается.

Ничего.

– Ничего?

Аннабель улыбается.

После вчерашней вечеринки Г. нездоровится.

– О. – Я пробую кофе. – А к врачу мне не надо?

Аннабель качает головой.

– Что же мы будем делать?

Она задумывается на мгновение.

Сад?

– Здесь есть сад?

Аннабель усмехается.

Сад – не совсем подходящее слово.

Необъятный задний двор полыхает разноцветьем крон – оранжевых, красных, золотистых. Осенние цветники перемежаются островками газонной травы со статуями, купальнями для птиц и фонтанами. Чем дальше мы отходим от стен дворца, тем гуще становятся заросли, и мы бредем по нехоженым тропинкам. Прямо посреди сада построен гигантский лабиринт из живой изгороди высотой не меньше семи футов, и мы с Аннабель блуждаем по нему, играем в прятки, хохочем, гоняясь друг за другом, пока не выбиваемся из сил. В самом сердце лабиринта находится огромная оранжерея, где садовник выращивает цветы для украшения дворцовых покоев. Внутри тепло и влажно, пахнет сырой землей и сложной смесью цветочных ароматов. Я прикасаюсь к хрупким лепесткам орхидеи, в которых сливаются оттенки лаванды, пурпура и сливок.

Похоже, что каждый раз, когда Жемчужина заставляет меня сердиться, грустить или тосковать, я открываю в ней что-то красивое.

В течение следующей недели я ежедневно встречаюсь с доктором. Люсьен так и не возвращается во дворец дома Озера.

Теперь Аннабель вместо герцогини провожает меня в медицинский кабинет, и мне так спокойнее. Каждый прием у врача начинается одинаково.

– Это произойдет сегодня? – спрашиваю я. Доктор Блайт улыбается и качает головой.

– Нет, Вайолет, – отвечает он. – Не сегодня.

Мне назначают все те же обследования, с заклинаниями и мониторами, хотя однажды все-таки был и инвазивный осмотр.

Я всегда ненавидела эти процедуры в Южных Воротах и спасалась только тем, что закрывала глаза, съеживаясь от холодного прикосновения инструментов, и представляла себе, что музицирую, мысленно проигрывая знакомые пьесы.

Однако к концу недели тесты на заклинания становятся все сложнее. Неудивительно, что доктора Блайта особенно интересует третье из них, на рост. Со срезанными цветами работать проще простого – их жизнь угасает, и ею легко управлять. Небольшие растения, такие как папоротники или сорняки, тоже не вызывают проблем. С саженцами немного сложнее. Но самое мучительное – это повторение, потому что теперь доктор Блайт засекает время, проверяя, сколько заклинаний на рост я могу выполнить, прежде чем начнется кровотечение и боль станет невыносимой.

– Спасибо, Вайолет, – говорит он в конце каждого сеанса. – Это очень впечатляет.

Я никогда не знаю, что сказать в ответ.

Но герцогиня держит слово, и моя жизнь – если отбросить визиты к доктору – протекает довольно приятно. Мне позволено гулять по дворцу, хотя Аннабель неизменно сопровождает меня. Кормят превосходно, и у меня такое чувство, будто на кухне уже знают мои вкусы. Каждый день я ищу в библиотеке Люсьена, но там никого нет, разве что иногда заходит кто-то из горничных или лакеев, да еще племянница герцогини, но мы с Аннабель стараемся ее избегать. Однажды мы видели Гарнета, но он задержался ненадолго. К тому же Аннабель так густо покраснела, что мне пришлось спрятаться вместе с ней за стеллажами с любовными романами и дожидаться, пока он уйдет.

Я уговариваю себя быть терпеливой. Убеждаю себя в том, что Люсьен не стал бы обнадеживать меня, если бы не был уверен в своих возможностях.

Иногда я сижу в своем любимом кресле, большом и уютном, у окна в чайной комнате и наблюдаю за гостями, прибывающими во дворец. Аннабель просвещает меня, рассказывая, кто есть кто. Часто бывает графиня дома Роз; Аннабель говорит, что дома Роз и Озера – давние союзники. Когда-то дом Озера состоял в союзе с домом Камня, но лет тридцать назад они поссорились и с тех пор ненавидят друг друга. Это похоже на правду, думаю я, вспоминая первый званый ужин.

– Ты не знаешь, из-за чего была ссора? – спрашиваю я.

Аннабель пожимает плечами и качает головой.

Произошло после смерти отца Г.

– О-о. Сколько же лет было герцогине?

16.

Что-то похожее на жалость шевелится в моей груди. Я вдруг ловлю себя на мысли, что у нас с герцогиней есть кое-что общее – наши отцы умерли, когда мы были совсем юными.

Рыжеволосая леди дома Стекла – тоже частая гостья, хотя я больше не вижу рядом с ней беременного суррогата.

Мечта о побеге так заманчива и так иллюзорна, что иногда мне кажется, будто все это мне приснилось. Но я все равно держусь за нее, пока хватает сил, хотя с каждым днем она ускользает все дальше.

Однажды после обеда Аннабель протягивает мне бледно-голубое пальто.

– Для чего это? – спрашиваю я. – Мне казалось, что пора идти к доктору.

Аннабель кивает и слегка встряхивает пальто, настаивая, чтобы я его надела. Мы идем не к лифту, а спускаемся по небольшой лестнице на первый этаж. Проходим мимо бального зала, и она выводит меня через заднюю дверь в сад. Мы бредем по аккуратно подстриженным тропкам, минуя лабиринт из живой изгороди, углубляясь в лес. Листья уже опадают, и деревья шуршат оголенными ветками и стонут под натиском ноябрьского ветра.

Тропинка обрывается у раскидистого могучего дуба. Его ствол настолько толстый, что я легко могла бы спрятаться за ним, и никто бы меня не нашел. Неухоженная крона только начинает менять окраску, покрываясь ярко-оранжевым и тускло-желтым налетом.