Алисон Ноэль - Зачарованные

По моему телу пробегает холодок. Я сжимаю в ладонях кожаную ладанку и шепчу: «Ворон, пожалуйста, проведи меня через ритуал! Покажи мне то, что я должна знать! Испытай меня и помоги сделать так, чтобы спастись».

Когда я произношу последние слова, мои веки тяжелеют и закрываются. Спустя несколько секунд я проваливаюсь в сон.

Я устала. Мне одиноко, хочется есть и пить. Длинные, извивающиеся тени вселяют страх. Они смеются надо мной, дразнят, уговаривают, заманивают, чтобы я вышла из пещеры и нашла свет. И я почти поддаюсь их соблазну.

Я никогда не просила побед и величия. Я больше Лайонс, чем Сантос. Какой из меня герой? Я хочу иметь нормальную жизнь, быть нормальной девушкой. Зачем мне сталкиваться с чудовищами, порожденными тьмой?

Сворачиваюсь калачиком, обхватив рукой живот, в тщетной попытке уменьшить боль. Пальцы тянутся к горлу. Высохший и зудящий язык настолько распух, что не помещается во рту. Решаю игнорировать стаю монстров, демонических, отвратительных тварей, которые кружатся вокруг меня в танце, когда я встаю и ковыляю к выходу.

Мои движения нервные и неуклюжие, я хватаюсь за стену, чтобы не упасть, а сонм мерцающих звезд вихрем кружится предо мной. Я прикасаюсь к рисункам — рядом с дикой Кошкой Майры соседствует Обезьяна Диего. Их древняя аура показывает, что я никуда не гожусь. Я недостойна наследия Сантос.

Лучше мне извиниться перед Паломой и отправиться восвояси. Закидываю сумку за спину и прощаюсь с тенями-демонами. Я практически переступила полосу соли, но вдруг из темноты возникает красивый темноволосый мальчик. Его льдистая радужка отражает тысячи моих мрачных образов.

— Ты же знаешь, что не должна этого делать? Ты не можешь покинуть пещеру, пока не придет время, — его тон резок, но глаза светятся добротой. — Потерпи. Все зависит только от тебя.

Я бормочу себе под нос, что он — не настоящий. Он — лишь эфемерный результат бредовых мечтаний и нелепого воображения и не властен надо мной.

— Мы с тобой не похожи на других, — продолжает убеждать меня парень, — у нас нет выбора. Наш путь предопределен, мы с тобой должны ему следовать.

Я жадно рассматриваю его от носков черных ботинок до макушки. Стройные ноги, узкая талия, широкая грудь, сильные плечи. Буквально впиваюсь в каждый дюйм его тела, пока не возвращаюсь к его глазам. Ладно, попытаюсь остаться в пещере… Но надолго ли меня хватит? Его слова продолжают звучать в моей голове, и, наконец, я сама подаю голос:

— Наш путь? Ты тоже Искатель?

Он отворачивается и уклончиво бросает:

— Ты и я — мы последние в наших родах.

Я кошусь на кривляющихся демонов, и мое лицо искажает судорога. Мальчик совсем не в курсе моих проблем. Мне надо признать свое поражение и отправиться домой. Где бы он ни находился. Впрочем, если это сон, не все ли равно? Может, поискать, чем бы мне слегка подкрепиться?

Набираю в грудь побольше воздуха и пытаюсь проскользнуть мимо юноши. Моя туфелька вплотную приблизилась к белой неровной линии, очерчивающей границу. Однако парень преграждает мне дорогу.

— Ты — призрак, фантазия, ничем не отличаешься от пещерных тварей! — отчаянно кричу я. — Сделай одолжение и выпусти меня!

Он разочарованно качает головой. Перемена в нем вызывает у меня желание отречься от того, что я наговорила, — только бы снова увидеть его улыбку!

— Я не позволю тебе уйти, — заявляет он. — И не имеет значения, спишь ты или нет — это просто часть проверки. Каждый твой поступок влечет за собой серьезные последствия. Отдели видения от истины. Вот единственный ключ к успеху.

— Ты — галлюцинация! — ору я. — Как и другие! Прочь!

Мой вопль обрывается, когда он дотрагивается до моего подбородка, и наши губы встречаются. Неуверенный, осторожный поцелуй превращается в нечто более глубокое, бьющее волнами невысказанных обещаний. Без сомнения, мальчик реален. Он гладит меня по шее, по груди, берет ладанку и шепчет:

— Они хотят, чтобы ты сдалась. Не дай им себя победить.

Я прижимаюсь к нему — он притягивает меня, как магнит. Даже мысль, что между нами остается какое-то пространство, невыносима. Но внезапно он хватает меня за плечи, разворачивает назад — в темноту и успокаивается только тогда, когда расстояние между нами увеличивается.

— Ты должна быть здесь и увидеть все до самого конца. А пока… — тихо произносит он и целует меня.

Это похоже на мимолетную ласку солнечного луча, но на мгновенье у меня перехватывает дыхание.

А незнакомец исчезает, и под сводами звенит лишь эхо его слов:

— Мы все рассчитываем на тебя…

Я снова просыпаюсь. Во второй раз. Или уже в третий? Не знаю, время в пещере неуловимо. Я почти не отличаю день от ночи. Размытые отблески, спутанные и расплывшиеся в серию блеклых картин, вспыхивают и горят, манят и пленяют. Я не могу определить, что реально, а что — нет, перестаю видеть различия между добром и злом. Одно несомненно: в пещере темно и холодно, но я ослабела от голода и жажды и не в силах даже зажечь свечу.

Приваливаюсь к стене, проводя пальцами по списку имен. Я читаю их, как слепой — шрифт Брайля, и вспоминаю советы Паломы. Она пыталась объяснить мне, как смотреть сквозь морок, чтобы узреть истину своим собственным сердцем. Но сейчас я ничего не могу — мне необходима чья-то помощь.

Стискиваю ладанку и нащупываю фигурку Ворона. Однако мой настрой столь шаток, что бегство раньше срока кажется подходящей ценой за освобождение.

Спотыкаясь, плетусь к выходу. Задеваю валяющуюся на полу погремушку. Она катится, и бусины внутри нее шуршат. Я хочу освободиться от кошмаров, обряда и тренировок. Не желаю становиться Искателем, мне нужно просто выбраться отсюда… Кто-то хватает меня за плечо и тащит назад. Оборачиваюсь и вздрагиваю. Передо мной Валентина.

Я узнаю ее по животному-тотему. Темноглазый Енот стоит возле нее и принюхивается. Потом, оскалившись, обходит пещеру, стараясь не приближаться к соляной полосе.

Валентина молода и симпатична. Наверное, Палома в ее возрасте выглядела так же: длинные темные волосы, карие глаза и босые ноги. Она крепко берет меня за руку, бормочет какие-то слова на непонятном языке, но я улавливаю смысл. Мне нельзя покидать священное место.

Ну, если бы она принесла чего-нибудь перекусить или хотя бы одеяло, может, я бы и передумала. Но теперь мои насущные проблемы берут верх. Я высвобождаюсь и упорно продвигаюсь наружу, сфокусировавшись на белых кристаллах. За ними — свобода. Твержу себе, что нет ничего зазорного в том, что я не выдержала. Я отвергла новый мир? Пусть, что с того? Их методы варварские и примитивные, чтобы применять их в современном обществе. Я уже нахожусь совсем близко от выхода, когда кто-то окликает меня: