Наталия Ломовская - Шаманское проклятие

– Э! – крикнул ему вслед Кличко, но Сережа только отмахнулся.

Тяжелые двойные створки дверей подались легко, без скрипа. Он вошел и притворил за собой дверь. После ярко освещенного коридора там показалось очень темно, потом глаза свыклись с мраком, и в нем стали намечаться проблески – холодное сияние полной луны; слабое мерцание далеких фонарей и рекламы; электрическое свечение окон дома. Все это отражалось в многочисленных зеркалах, легкие блики плыли по потолку и полу, так что чудилось, будто и вся комната плывет куда-то, преодолевая зыбкую границу между тьмой и светом, надеждой и отчаяньем, и единственное в ней казалось и вещественным, и несомненным – силуэт девушки в белом. В самом дальнем от Сережи, самом темном углу она замерла, будто ожидая, и нарушила молчание первая.

– Ты храбрый, – сказала она, и голос ее показался Сереже знакомым – знакомым всю жизнь. – Храбрый мальчик. Зачем пришел?

– Просто так, – ответил он, сознавая, что говорит глупость, но полагая, что это простительно – он ведь в первый раз в жизни говорил с призраком!

– Может быть, ты хочешь, чтобы я рассказала тебе о твоем будущем? Или поцеловала тебя? Или пригласить меня на танец хочешь?

– Д-да… Я приглашаю тебя. Давай потанцуем.

И зазвучала не слышная никому, кроме них, музыка. Они танцевали в темноте, они танцевали на свету, в таинственно скользящих лучах Сереже было не разглядеть лица танцовщицы, но он знал уже в сердце своем, что лицо ее прелестно, а руки теплы, как у живой. Девушка молчала, и дыхания ее не было слышно, да и какое дыхание у призрака?

– А что же будущее? – спросила она его, и Сереже пришло в голову, что привидению не терпится открыть ему тайны грядущего. Вдруг она обязана это сделать, а он не дает ей и тем причиняет страдания?

– Расскажи, – попросил он.

Ее смех прозвучал звонко и коротко, словно уронили колокольчик.

– Тебе же не хочется ничего знать, верно? Тебе кажется, жизнь твоя вошла в тупик и никто не в силах тебе помочь. Никто, и уж тем более не та женщина, которая с тобой рядом. Она красивая и страшная, таких называют роковыми, она старше тебя, и…

– Да? – машинально удивился Сережа, которому мысли о возрасте Ады не приходили в голову, а Белая Танцовщица говорила именно об Аде.

– Да. Она не может любить тебя, она играет тобой, и ты ей не пара. Ты сам это знаешь, поэтому у тебя лицо такое печальное, а глаза беспокойные. Может быть, тебе стоит забыть о своих тревогах и спокойно оглядеться по сторонам?

– И что я увижу? – спросил Сережа, принимая ее откровенную игру.

– Если посмотришь как следует, то наверняка увидишь девушку, которой ты небезразличен. Она давно глядит на тебя…

– А как ее узнаю?

– Она поцелует тебя… Вот так.

Теплые губы приблизились, прижались, огромные глаза заслонили весь мир, и в ту же секунду вспыхнул ненужный ослепительный свет, и они отпрянули друг от друга, ошеломленно моргая.

– Вы чего это тут? – проворчал воздвигшийся на пороге Кличко. – Пляшут… Я думал, тут эта, баба белая. Ну, пляшите, пляшите…

Катя – а это была, конечно же, однокурсница Катя, большеглазая, всегда чуть отстраненная, надменная, – фыркнула, проскочила мимо внушительной фигуры Кличко и опрометью кинулась вниз по лестнице, только, как сухие листья, гонимые ветром, прошуршали подошвы легчайших туфелек ее, только белым мотыльком вспорхнул подол ее белого платья. А Сергей хотел окликнуть, догнать, но не смог сойти с места, да к тому же в кармане у него назойливо завибрировал телефон. Звонила Ада, разумеется, звонила Ада! Она подарила ему эту навороченную и дорогую модель, вызвавшую интерес однокурсников и Нины Алексеевны, к счастью, в телефонах не разбирающейся.

– Только не выключай его, цветочек. Никогда, – сказала Ада, преподнося свой сюрприз, и Сереже стало тошно от ее командного тона, от небрежного жеста, которым она потрепала его по щеке, от ее взгляда, в котором нежность мешалась пополам с насмешкой, словно он был пушистым зверьком, котенком, замурзавшим мордочку молоком. – Ты меня понял?

И он кивнул, почувствовав мимолетное отвращение к себе. Но телефон был такой навороченный, и Ада в тот день казалась ему особенно эффектной, и на вечеринке, куда они потом отправились, все глазели на них с завистью, сладко шумело в голове от коктейлей, вкрадчиво подмигивали вспышки фотокамер…

Правда была в словах так ловко разыгравшей его Кати, правда, которую он знал уже давно, но только сию секунду смог осознать и принять.

Ада, разумеется, требовала, чтобы он немедленно приехал к ней, хотя предыдущую ночь они тоже провели вместе.

– Я лежу в ванне, и мне скучно, – пожаловалась она. – Мы останемся сегодня дома, никуда не пойдем…

Сережа поморщился. Это было хуже всего, что можно себе вообразить, – целый бесконечно длинный вечер и целая ночь наедине с Адой, скучающей, загадочно-угрюмой женщиной, которую он не любил, очарованность которой у него вдруг прошла, будто и не было. И он решил прибегнуть к обману. Будь его ложь чуть более сложной, Ада разгадала бы ее, но Сережа врал так по-детски!

– Прости, но я приехать не смогу. Моя родственница, ну, у которой я живу, вот она чувствует себя плохо, и мне… – Сережа сделал едва ощутимую, но нервную, перенятую его голосом у какого-то рваного танца паузу, ожидая немедленного и неизбежного разоблачения, – мне придется побыть с ней. Может, за лекарством нужно будет сбегать или врача вызвать…

– Конечно-конечно, – милостиво согласилась Ада. – Святое дело, дежурить у одра больного. Мой дядя самых честных правил, и все такое. Родственников нужно любить и ценить, особенно тех, у кого есть квартира в Москве. Передавай своей несчастной старушке от меня пожелание скорейшего выздоровления. И не скучай, хорошо?

– Передам. Хорошо, – машинально ответил Сергей, усилием воли подавив желание запеть от радости. Прокатило! Она поверила! Она отпустила его, освободила, пусть не навсегда, пусть только на сегодняшний вечер, но он свободен, свободен!

А та, кого Ада столь опрометчиво назвала «несчастной старушкой», в это время отнюдь не покоилась на «одре болезни», а была вполне счастлива в обществе своего возлюбленного. Они как раз ехали ужинать, а после ужина…

– После ужина я улетаю, так что цигель-цигель, – объявил Леонид. – Ты, наверное, не хочешь со мной? А ты вообще была когда-нибудь в Англии?

– Я и во Франции не была, а в Испании тем более, – с готовностью откликнулась Нина. – Не говоря уж об Италии. Что там еще в Европе осталось, где я не была?

– Много чего. Но не плачь, Маруся, мы все наверстаем. Вот теперь бы и приступили…

– Лень, не начинай, – поморщилась Нина. – Я ж сказала, не могу. Все так внезапно…