Лори Хэндленд - Голубая луна

— Тогда что же постыдного в том, что нас увидят вместе?

Мне не хотелось говорить, но я обещала сказать правду. И все же я раздумывала так долго, что Кадотт сжал мою руку:

— Джесси?

— Потому что все будут думать, чем я тебя прельстила, — выпалила я. — Ты сексуальный, Кадотт, а я — нет. Чтобы такой парень, как ты, был с такой, как я... — Я пожала плечами. — Наверное, я делаю обалденный минет. Или трахаюсь как кролик. Или…

Уилл прикрыл мой рот рукой.

— Ш-ш-ш, — прошептал он. — Это правда. И что здесь такого?

Между нами повисло молчание. Мы смотрели друг на друга так, словно сказанные слова материализовались. Потом я рассмеялась, а вместе со мной и Уилл, и это было приятно.

Я потянулась к нему в объятия и просто сидела, обнимая его, пока он делал то же самое со мной. Не помню, когда я в последний раз сидела и обнимала парня больше минуты. Да и никогда по такому не скучала. А теперь буду, потому что обниматься с Кадоттом очень приятно.

— Пойдем ко мне, — пробормотал он. — Поспи со мной. Останься со мной.

Он поцеловал меня в бровь, и я прижалась к нему плотнее, обняв его при этом еще крепче.

Я никогда не ощущала ничего подобного. Плохо, что я до сих пор не определилась, что же происходит. Мне он очень нравился. И мне очень хотелось быть с ним вместе и сказать «да!» всему, чему угодно. В отношении Уильяма Кадотта я не могла себя сдерживать. И это пугало.

Тем не менее, я пошла к нему домой, и этот день оказался лучшим в моей жизни. Что было как раз кстати, потому что вскоре все полетело к чертям собачьим.

Кадотт вел мою машину. Меня преследовали картины того, как нас останавливает один из моих сослуживцев, а мы пытаемся объяснить, почему водитель голый, да и я недалеко от него ушла. Длинная футболка едва прикрывала мои ягодицы, но нижнего белья под ней не было. Если кто-нибудь заметит меня в таком виде, я этого не переживу.

Но профессор оказался осторожным водителем, и мы без приключений добрались до грунтовой дорожки, ведущей к его дому. Кадотт припарковал мой служебный автомобиль возле своего джипа, и мы пошли в сторону дома.

Я никогда не была внутри его коттеджа, только заглядывала в окно, словно вуайеристка. Я и думать забыла о том случае, а тут зашла в дом следом за хозяином и снова испугалась висевшего в коридоре волка.

— Что это? — спросила я.

Кадотт не походил на парня, который стал бы развешивать по стенам чучела.

— Подарок от друга.

Теперь, когда я смогла рассмотреть ее поближе, оказалось, что волчью голову можно надевать как шапку, а шкура могла сойти за накидку. Я видела людей в подобных штуках на фотографиях с пау-вау [18] Пау-вау — у индейцев: 1) Обряд с участием колдуна, часто с угощениями, плясками и т.п.; проводится для излечения от болезней, достижения удачи на охоте, победы в войне и др. целей 2) Совет, собрание, встреча индейцев или с индейцами. и тому подобных мероприятий. Для ритуальных танцев люди напяливали всевозможные интересные вещи.

— Ты ею пользуешься? — спросила я, думая, что она, должно быть, имеет какое-то отношение к волчьему клану.

— Нет. Такая показуха в духе равнинных племен [19] Индейцы равнин (англ. Plains Indians) — общее название индейцев арапахо, шайеннов, пауни, кайова, команчей, навахо, юте, уичита и некоторых других племен, живших на Великих равнинах. В период Войн с индейцами потеряли свои земли и с ними возможность охоты на бизонов, которая была их основным занятием. . Навахо верят, что ведьма может превратиться в оборотня, надев волчью шкуру. — Кадотт кивком указал на стену. — Вроде этой.

— Верят? В настоящем времени?

— Да. Или, по крайней мере, некоторые из них.

— Например, твой друг?

— Возможно.

— А ты?

— Я верю в оборотней. Но я примерял эту шкуру и остался самим собой, только с головой волка на макушке.

Кадотт прошел в основную часть дома, предоставив мне выбирать: оставаться в одиночестве в коридоре или следовать за ним. Так как волчья шкура пугала меня больше чем следовало, я поспешила за хозяином дома.

Но в гостиной его не оказалось. Как и на кухне, просматриваемой с того места, где я стояла.

Дом был чище, чем того можно было ожидать от холостяцкого жилища, но вот порядком там и не пахло. По всем поверхностям разбросаны книги и бумаги, а по углам и за мебелью распиханы всякие предметы обихода.

Я обвела взглядом барахло Кадотта, затем осмотрела комнату. Все окна украшали деревянные жалюзи. Хм. Я видела, что снаружи на окнах имеются ставни. Мне стало интересно, зачем они ему еще и внутри.

Должно быть, для пущей обособленности.

Дверь слева была открыта, поэтому я вошла в нее. Кадотт уже лежал в постели.

Я подняла бровь:

— Торопишься?

— Я думал, ты устала.

Глядя на него, лежащего там под простыней, собравшейся складками на бедрах и открывающей обнаженную прекрасную грудь, я больше не чувствовала себя такой уж усталой. Я уронила сумку на пол, сняла футболку и забралась в кровать к Уиллу. Но когда я провела рукой по его бедру, он прижал мою ладонь своей.

— Я обещал, что мы поспим.

— А я — нет.

Он притянул мою голову к своему плечу.

— Отдохни, милая. И позволь обнимать тебя, пока ты спишь.

Я вскинулась, услышав ласковое обращение.

— Знаешь, если бы какой-нибудь другой парень назвал меня «милой», я бы ему зубы в глотку вколотила.

— Полагаю, я не просто какой-то там парень.

— Полагаю, что нет.

Он провел губами по моим волосам.

— Возможно, это самое приятное из всего, что я от тебя слышал.

— Смотри не заносись.

— Не буду.

По моему позвоночнику пробежали нежные, невесомые пальцы; их успокаивающие прикосновения заставили меня прикрыть глаза. Но я не заснула. Мне нужно было кое-что спросить.

— В ночь нашей первой встречи у тебя на бедре был синяк.

— У меня много синяков бывает.

— Правда? Почему?

— Ну, я довольно неуклюжий, или раньше таким был. Поэтому и занялся восточными единоборствами. Это помогло мне с равновесием. Уже не так часто спотыкаюсь о собственные ноги, как раньше.

Хорошее объяснение, но он все еще не ответил на мой вопрос. Я снова его спросила:

— Почему ты не говоришь мне, откуда, по-твоему, взялся тот синяк?

Начав озвучивать свои сомнения, я обнаружила, что не могу облечь подобную глупость в слова. Поэтому и пытаться не стала.

Однако Кадотт таких затруднений не испытывал.

— Ты думаешь, что меня в обличье волка сбила машина, и к тому времени, когда ты меня увидела, я уже был с синяком.

Я вздрогнула, покраснела и пожала плечами.

— Ну, синяка уже не было, когда мы в первый раз… ты знаешь.

— Занимались любовью?

Я поморщилась. Ненавижу этот оборот. Любовь всегда была чуждым мне чувством. Я не знала точно, что оно означало. Отец явно меня не любил. У матери была странная манера демонстрировать свою любовь. Я никогда не любила мужчину, и никогда мужчина не любил меня. Возможно, любовь — это то, что я чувствовала к Зи. Возможно.