Лика Лонго - Омут

Машу всю распирало от восторга. Влюбленные держались за руки, не в силах насмотреться друг на друга, и я почувствовала себя лишней. Я начала ерзать на стуле и поглядывать на часы.

— Ладно, Маш, вы оставайтесь, а мне пора! — сказала я наконец.

Подруга сделала капризное лицо, хотя глаза ее светились от счастья.

— Поли-и-ин, ну ты что? Может, посидишь еще с нами? — не очень настойчиво предложила она. И не стала меня уговаривать, когда я все-таки откланялась. Но я совсем на нее не обиделась. Я была рада, что выдержала нашу встречу. Нелегко общаться с кем-то, когда у тебя все выжжено внутри.

Я шагала по пыльной улице к своему дому и думала о том, как хорошо, что Москва не похожа на Бетту. Здесь мне легче будет продержаться до встречи с Саймоном. Временами я почти верила в то, что снова его увижу…

Дома я приготовила ужин отцу и немного разобралась на кухне. У папы за время нашего отсутствия все перепуталось — специи и соленья стояли вместе со сладостями, тарелки соседствовали со сковородами, а чашки с банками. Я разложила все по местам, вымыла пол и села за стол. За окном радостно надрывался воробей, тикали настенные часы… Я вздохнула, взяла в руки телефон и снова набрала профессора Стояна. Гудки шли бесконечно долго. Наконец, я услышала низкий голос Магды:

— Полина?

— Да, — прошептала я.

— Полина, мы говорили с ним. Девочка, он не верит тебе…

Пол ушел из-под ног. Я перестала существовать. Как сквозь сон до меня долетали слова Магды:

— Он не верит. Ни нам, ни тебе. Он сказал, что больше не хочет видеть тебя…

Гулко билось в груди истекающее кровью сердце.

— Полина?

— Я здесь.

— Не печалься, девочка, ты еще так молода! — тягуче проговорила Магда. — Все пройдет.

— Он не вернется? — тупо спросила я.

— Нет.

— Почему вы не смогли уговорить его?

— Потому что это невозможно, Полина!

Я медленно и очень аккуратно положила телефон на стол и уставилась перед собой. Из глаз быстрыми ручейками потекли слезы. Я чувствовала, как они капают мне на руки, сложенные на коленях.

Потом стены кухни сдвинулись и приблизились ко мне. Теряя сознание, я благодарила — не знаю, кого — за то, что для меня все закончилось.

— Полина! Детка! Солнышко! — услышала я, разлепляя непослушные отяжелевшие веки. Надо мной склонились отец и мужчина в белом халате, Я лежала на своей кровати. В комнате резко пахло лекарствами, а на табуретке, принесенной отцом из кухни, стоял большой ярко-оранжевый чемодан, набитый ампулами, шприцами и медикаментами. Первое, что я почувствовала, — глубочайшее разочарование. Я жива, а значит, ничего не кончилось.

Мужчина с усталым, но добрым лицом повернулся к отцу и ободряюще улыбнулся.

— Ну вот и хорошо. Теперь ей нужен покой. После укола она уснет и проспит долго, так что не волнуйтесь. Обычный обморок — бывает, особенно у подростков: переживают перед сдачей экзаменов. Мало спят и много нервничают. Да еще и жара такая! — говорил с профессиональным оптимизмом доктор "скорой помощи". Он ободряюще похлопал бледного папу по плечу. — Все будет хорошо. Повторюсь: девочке нужен покой, ну и лекарства, которые я здесь написал.

Доктор протянул отцу маленький листок, улыбнулся теперь уже мне и сказал как маленькой:

— Ну вот, будь хорошей девочкой и больше так не нервничай!

Я хотела только одного — чтобы они скорее удалились из комнаты.

— Я провожу вас! — спохватился отец, и наконец они вышли в коридор.

Я тупо огляделась и увидела на столе свой мобильный. Наверное, это папа принес его с кухни. Голова отказывалась соображать, тело было отяжелевшее, словно его придавили огромной плитой.

Я медленно встала, взяла телефон и набрала номер профессора. Он сам взял трубку.

— Профессор, я… — но Стоян тут же перебил меня:

— Полина, девочка, успокойся! Хорошо еще, что так вышло! Могло быть хуже, много хуже! — затараторил он.

— Куда уж хуже? — хрипло пробормотала я.

— М-м-м, девочка, ты выдала не свою тайну. Это могло иметь для тебя более серьезные последствия… Гораздо более серьезные!

— Я никому ничего не говорила!

— Даже не знаю, что тебе сказать, девочка. Ты никому ничего не говорила. Но впервые за несколько последних столетий Морской доверился человеку, и сразу же пресса оказалась в курсе…

— Я все равно его найду! — упрямо заявила я.

— Ни в коем случае, моя драгоценная! Ни в ко-ем! — произнес по слогам профессор для пущей убедительности. — Это опасно для тебя. Смертельно опасно! Вспомни о том, что наш друг отнюдь не человек Ты не про мальчишку из соседнего класса разболтала! — Стоян понизил голос — Ты выдала тайну целого клана! Даже твой папа майор Романов не поможет тебе, если ты однажды встретишь нашего друга Саймона…

— Я все равно его найду! И объясню ему, что это не я! — тупо повторяла я.

— Пусть так, упрямая госпожица! А каковы будут твои аргументы?

— Я не знаю! — закричала я. И поняла, что аргументов в мою защиту просто нет.

— Так-то, — устало констатировал толстяк. — Девочка, сейчас ты горячишься. Эмоции, так сказать, чувства. Но подумай обо всем здраво: стоит ли рисковать жизнью? И знай: если будешь искать Саймона…

— Буду! — перебила я.

— …знай, что я в этом деле тебе не помощник. — И он отсоединился.

Я рыдала так, что в груди, казалось, что-то лопается и разрывается. Отец ворвался в комнату, сгреб меня в охапку, прижал к теплой груди и гладил по голове долго-долго. Мне не хватало воздуха, я задыхалась, тело ежесекундно сотрясалось судорогами. Голос охрил, и из горла вырывались теперь уже не рыдания, а сиплые страшные звуки. Отец еще яростнее сжал меня в объятьях и принялся горячо нашептывать: "Детка, успокойся, детка, успокойся!" Он повторял это, как заклинание, не останавливаясь.

Наконец, полностью обессилев, я упала на подушку и отвернулась к стене.

— Полиночка, поспи, солнышко! — пытаясь сохранить хладнокровие, посоветовал папа. — Посидеть с тобой?

Я мотнула головой.

— Ну хорошо. Я буду в своей комнате, если что-то понадобится — сразу зови!

Он поднялся с кровати и бесшумно вышел, тихо затворив за собой дверь.

А я лежала и тупо созерцала обои: плетеные корзинки с зеленым и синим виноградом, изображенные на них, захватили все мое внимание. Никогда еще так пристально я не изучала эти до боли знакомые картинки. Я долго-долго смотрела на каждую ягодку, пронизанную светом, и на плетения изящной корзинки, словно впервые глядела на зеленые сочные листья, окаймляющие виноградные кисти. Наверное, это была защитная реакция организма.

Словно сквозь сон сформировалась мысль: а ведь через два дня экзамен по истории. Я не представляла себе, что так скоро встану с этой кровати, оденусь и пойду куда-то. Мне хотелось остаться здесь. Лежать целыми днями, пялиться на виноград…