Лика Лонго - Темная вода

Действительно, как будто по заказу, из-за угла выехал «Мерседес» с надписью «Бетта — Геленджик» на лобовом стекле.

— Хорошо повеселиться! — выдавила я из себя, натянуто улыбнувшись.

Я быстро заскочила в автобус, уселась на сиденье и посмотрела в окно. Игорь одной рукой обнимал за талию Надьку, которая надулась как мышь на крупу, а второй махал мне, как бы желая счастливого пути.

Пока мы тащились до Бетты, я впала в какое-то оцепенение и очнулась, только увидев знакомые улочки. Почти бегом я помчалась к дому. Еще не стемнело, но на кухне горел свет.

Громко работал телевизор. За столом сидела мама и плакала, закрыв лицо руками. Над нею стояла растерянная бабушка, она гладила маму по плечу, что-то тихонько приговаривая.

Вот оно — страшный сон, будто вдруг произошедший наяву. А я так надеялась увидеть сидящих за чашкой чая маму, рассказывающую больничные истории, и смеющуюся бабушку. Я почувствовала, как ноги становятся ватными, а сердце бешено колотится.

— Что случилось? — закричала я, и голос показался мне чужим, каким-то неестественным и скрипучим.

Мама подняла на меня заплаканное лицо, промычала что-то в платок, который сжимала в кулаке, и снова, всхлипывая, уткнулась в ладони. Она будто и не увидела меня. Дикими глазами я уставилась на бабушку. Та тяжело вздохнула и тихо пояснила:

— Отца арестовали сегодня за получение взятки.

Пошатываясь, я села на табурет. Мама продолжала плакать, я начала разбирать то, что она бормотала: «Родной... что же теперь будет-то... о Господи, помоги...» Не в силах выносить это зрелище, от которого внутри у меня все разрывалось, я вскочила с места. Мне трудно было дышать — не хватало воздуха.

Я вышла за дверь и присела на ступени старенького крыльца. Отсюда до меня доносились всхлипывания мамы. Как она переживает за отца! А ведь столько раз заявляла во всеуслышание, что он испортил ей жизнь и загубил ее молодость. Что видеть больше его не хочет. Что знать о нем не желает. Наверное, я что-то не поняла в их отношениях...

Конечно, с папой все подстроено — это ясно как Божий день. Более честного человека, чем мой отец, не найти. Я совсем не удивилась, что мама и бабушка не сказали мне: «Ты же понимаешь, Полиночка, что папа невиновен?» Мне не требовалось говорить об очевидном. Думаю, в милиции Бетты все это тоже отлично понимают.

Желтый кленовый лист тихо опустился рядом со мной. Где-то в кустах нежно-нежно зачирикала какая-то маленькая птичка. Тоже, наверное, чья-то мама… Впервые за этот бесконечный день слезы наконец-то хлынули из глаз. И на душе стало немного легче: конечно, я должна быть рядом с мамой, должна помочь ей, поддержать ее. Как ни странно, груз ответственности немного отвлекал от другой боли. О Семене я еще успею подумать, главное сейчас — помочь маме. И папе.

Нужно привести в порядок эмоции. Никаких слез, ахов и охов. Я взрослый человек — с сегодняшнего дня. Но глаза не желали подчиняться, слезы все текли и текли по щекам теплыми струйками. Я так решительно поднялась с крыльца, что старенькие ступени затрещали. Нужно хотя бы полчаса побыть одной, собраться с мыслями. Ноги сами понесли меня к узкой тропинке, на которой я уже знала каждую кочку и каждый торчащий из земли корень. Через несколько минут я была внизу, на пляже. Уже почти совсем стемнело, пляж пустовал, и я старалась не смотреть на запертую будку спасателя. Я подошла к самой кромке воды. Море сегодня было удивительно тихим, как будто сонным.

«В третий раз он закинул невод». Смилуйся, государыня-рыбка! Пуще прежнего старуха лютует, не дает старику мне покоя...» — Чтобы заглушить душевную боль, я повторяла про себя эти знакомые с детства строки. Помню, как бабушка читала мне сказку о золотой рыбке: на улице лил дождь, а мы с ней уютно расположились за кухонным столом под розовым абажуром, пили чай и осуждали жадных старух... Я решительно отмела от себя это теплое воспоминание. Все, с детством покончено, начинается моя взрослая жизнь, где я отвечаю за себя и за других людей. Я опустила руки в холодную морскую воду и склонилась, чтобы умыть ею горящее от слез лицо. Ниже, еще ниже. И вдруг моя голова оказалась под водой. Это произошло молниеносно — чья-то сильная рука схватила меня за шею и втянула в воду. Галька больно царапала лицо, вода тут же залилась в нос, рот, легкие. Инстинктивно я попыталась вырваться из цепкой хватки, но она была железной. В голове поплыло. «Скорее бы все закончилось, — безвольно подумала я. — А как же мама?» — промелькнула было мысль, но на смену ей тут же пришло безразличие. Я ждала смерти как избавления.

Вдруг резкий рывок за волосы — и я снова смогла дышать. Кашляла, задыхалась, снова кашляла, но дышала! «Так это была шутка!» — поняла я, услышав спокойный разговор позади себя. Я оглянулась и увидела Александру. Ее стройную фигурку не спутаешь больше ни с чьей. Она тихо беседовала с бледной сухопарой женщиной, и обе они не обращали на меня ни малейшего внимания. Слов я не могла расслышать, они говорили почти шепотом. Александра в чем-то убеждала женщину, она то успокаивающе поглаживала ее по плечу, то дотрагивалась до ее руки. «Кто же из них меня окунул?» — задалась я вопросом. Собеседница Александры совсем не походила на шутницу. Пожилая, какая-то вся усохшая, даже в темноте было видно, что у нее очень бледная кожа, а коротко стриженные волосы тронуты сединой. Внезапно незнакомка повернула ко мне голову, и мы встретились взглядами. Ее светлые холодные глаза сверлили мое лицо. Я вдруг остро ощутила, что ледяной холод сковал тело. Это была «синяя шапочка» — та самая женщина, которая пыталась утопить меня в бассейне. Она двинулась ко мне, но Александра положила руку ей на плечо. «Не надо, Николь», — тихо сказала она, и незнакомка остановилась. Потом она сняла руку Александры с плеча и, сутулясь, побрела вдоль берега.

— Как чувствует себя несостоявшаяся утопленница? — улыбнулась Александра. Даже в полутьме было видно, что эта девушка сказочно пре-красна Я молча смотрела на нее снизу вверх, дрожа от холода. Смысл сказанного доходил до меня медленно. Утопленница? Значит, все-таки меня пытались утопить. «Синяя шапочка» никак не успокоится? Получается, что я обязана Александре жизнью. Ну да, почему бы ей не проявить благородство, если Семен принадлежит теперь ей безраздельно! Сонное отупение схлынуло с меня в одну секунду.

— Ждешь от меня благодарности? — рявкнула я. — За что? Еще минута — и для меня бы все закончилось! Все вот это!

— Что — вот это? — Она явно не понимала.

— Мучения!

— Ты хотела умереть?— В ее голосе звучал неподдельный интерес.

— Да!

— Почему?

— Сущие пустяки! Я полюбила парня всем сердцем, а он меня бросил!