Константин Аврилов - Я, ангел

– Фавстина Ивановна, можете разговаривать? – спросил просто и без сюсюканья.

– Можно Тина...

– Хорошо, Тина, меня зовут Владимир Николаевич...

– Не запомню...

– Переживу. На данный момент, Тина, за вашу жизнь можно не опасаться. Потребуется время окончательно прийти в себя. Откровенно скажу: то, что разговариваем, – редкое чудо. Слишком много крови потеряли. Если бы вас нашли на пять минут позже, думаю, мы были бы бессильны. Благодарите вашего котика...

– Он ни при чем...

– Что?

– Неважно... Говорите напрямик, без дипломатии...

– Как хотите... Практика подсказывает, что в пяти из десяти случаев самоубийцы, которых спасали и вытягивали с того света, повторяли суицид. То есть ровно половина. Видимо, человек, после того как заглянул на ту сторону, должен сам принять решение: хочет жить или нет. Если нет – найдет способ покончить с собой. Тут уж ничто не удержит. Я, как врач, не имею права говорить вам это.

– Зачем говорите?

– Я почти уверен, что за последние дни вы предпринимали не одну попытку свести счеты с жизнью. Не стоит отрицать или соглашаться, меня это не касается. Я не психолог и не смогу вас утешить или отговорить. Да и вопрос денег для вас не имеет значения, можете играть в самоубийство и спасение в последний момент сколько пожелаете. Я хочу знать ваше решение прямо сейчас.

– Какое решение?

– Добивать себя будете?

Владимир Николаевич скрестил руки, наблюдая с вызывающим равнодушием.

Больная смутилась:

– А вам-то что?

– Да мне без разницы. Но могу посоветовать надежный и безболезненный способ.

Лицо Владимира Николаевича излучало непроницаемость.

– А вы точно врач?

– И очень хороший. То есть дорогой. Забочусь о своих пациентах, как могу. Итак, если желаете завершить жизнь, приходите ко мне, платите некоторую сумму, вам она вполне по силам, я выписываю таблеточки безобидные, продаются в каждой аптеке, но раскрываю маленький секрет: как принять их, чтобы уже не спасли.

Она поерзала под одеялом, капельница сковывала движения.

– Виктор...

– Владимир.

– Володя, а вы верите в ангелов?

Подумав дольше, чем требовал дурацкий вопрос, Владимир Николаевич ответил:

– Нас учили, что человек – это набор органов. Души нет и не бывает. Но я столько раз наблюдал случаи, не поддающиеся логике и законам нашей уважаемой науки, что невольно начнешь думать: а так ли все просто. Но, естественно, думал про себя.

– Так в ангелов верите?

– Я готов поверить во все, что приносит пользу мои пациентам. Почему вас это так интересует?

– Меня спас... – Тина никак не могла произнести вслух, врач терпеливо ждал, наконец, она решилась: – …ангел.

Владимир Николаевич не улыбнулся и вообще никак не показал, что больная несет ахинею. Напротив, попросил рассказать подробнее.

– Я его видела, – просто ответила Тина. – Вернее, думаю, что видела.

– Когда это произошло?

– Не знаю, у меня все спуталось, поплыло, но в какой-то момент увидела человека рядом со мной и поняла, что это – мой ангел. У него были крылья, довольно простой и милый, как Брэд Питт, совсем не похож на ангела, волосы коротко стриженные, одет в мотоциклетный костюм. Он что-то говорил мне, но я не помню. Только осталось чувство, что у меня есть ангел. Разве такое бывает? Я не сошла с ума?

– В состоянии клинической смерти люди часто видят необъяснимое, например... – Владимир Николаевич запнулся на полуслове и вдруг добавил: – Ангел хотел, чтобы вы жили. Но, думаю, на этом не стоит зацикливаться. Я хочу знать: повторять будете?

Закрыв глаза, Тина прошептала «нет».

– Ну, как знаете, – врач поднялся и уже у порога обернулся: – Если надумаете – обращайтесь. Всегда буду рад.

Выйдя за дверь и обратившись для ангела в серую тень, врач шепотом сказал Виктории Владимировне:

– Гарантировать не могу, но уверен: попыток больше не будет. Девочка пережила глубокий шок. Теперь все будет нормально. Только не доставайте заботой, пусть получает только то, что захочет сама. Поменьше любви и внимания. Им это на пользу.

Варианты показали мирное и тихое будущее, правда, только ближайшее. Организм овечки медленно отходил от потрясения, отмываясь от мертвенной черни, кое-где прятавшейся по закоулкам. Впервые ангелу было спокойно. И Тиль распушил крылья так, что почти касались стен. Был он неописуемо хорош. Жаль, в зеркало не посмотреться. Тиль уже собрался проверить: вдруг крылья позволят отражаться, но от стекла повеяло неприятным ознобом. Он присмирел и не обернулся.

Чуть приподняв веки, Тина прислушалась и тихонько, как будто саму себя, спросила:

– Ангел... ты здесь?

Изо всех сил Тиль замахал крыльями, радостным криком приветствуя овечку.

– Или тебя нет?

Ничего не увидела и не слышала. Свернув свет, Тиль присел на краешек одеяла.

– Буду думать, что ты есть. – Тина поискала взглядом сквозь него. – А то совсем тоска... Знаешь, ты очень даже ничего, такой стильный. Если, конечно, это был не глюк. Ангел, ты не глюк?

Тиль поклялся, что он не кажется, он на самом деле.

– Я очень рада, если ты есть... у меня. Это здорово. Я тут кое-что натворила... да ты, наверное, знаешь. Не сердись, так надо было. Больше не буду себя гробить, надоело...

Под такую замечательную новость ангел готов был заплясать.

– Надо же, у меня ангел... Даже поверить не могу. Я ведь совсем одна. – Овечка поморгала, будто хотела выжать слезинку. – Никого рядом нет своего, родного. Только хотят мои деньги захапать... А ты, ангел, очень симпатичный. Мне такие парни нравятся. Именно такие. В тебя можно влюбиться без памяти, честное слово. Тебе ведь не нужно мое наследство?

Теперь уже не нужно. Вот если бы раньше...

– Здорово было бы в тебя влюбиться. Выйти замуж, нарожать детей. И умереть в один день. Конечно, глупость, примитив, но почему-то этой глупости очень хочется. И женщиной хочется стать с любимым человеком. И чтобы меня полюбили не за деньги, и чтобы прощали все глупости, и чтобы оберегали, защищали и все такое. Да где же его взять. Вот если бы ты стал человеком... Ангелы могут любить?

Тиль не знал, что ответить.

– Наверное, ангелы должны любить всех, – продолжила овечка. – У вас там, в облаках, наверное, этой любви – как нефти в России. А у нас с любовью проблемы. Почти не осталось. Куда-то пропала. Вытерлась в труху от частого употребления. Секса сколько хочешь, а вот любви нет. Секс – дело хорошее, но для него любить не обязательно, руки или фаллоимитатора достаточно. Или за деньги. Кому это интересно. Лично мне – не очень. Так, возбуждает на уровне возни в спальне колледжа – не больше. Раньше, наверно, когда секс был под запретом, может, в этом и был смысл. А теперь, когда везде и все можно, – не вставляет. Какое удовольствие в том, что можно. Это ведь не любить по-настоящему. Любить по телику не научишься. Оно или есть, или секс. Лучше и то и другое вместе, но это совсем из сказок. Понимаешь, ангел?