Сьюзен Кринард - Принц Волков

Люк слепо бродил по комнате, смутно замечая послеобеденный солнечный свет, струящийся сквозь окно хижины. Пол был ледяным под босыми ногами. Ее атака оставила его ум отупевшим, отчаянье стерло блестящую хищную остроту. И еще, где—то глубоко в себе, он обнаружил гордость за ее новоприобретенную силу, за то, как она встретила его, как противостояла ему. Нанесла ему поражение.

Они действительно были под стать друг другу. Ее упрямая гордость и страх чувствовать, потерять себя и разрушить все защитные барьеры, которые она выстраивала всю свою жизнь в одиночестве, закрывали от нее то глубокое душевное понимание.

Но то, что он понимал это, ничего не значило. Она его бросила.

По мере возвращения силы он начал передвигаться по хижине, прикасаясь ко всему, чего касалась она. Ее аромат остался, но ему было уже много часов, и огонь был аккуратно погашен.

Что—то толкало его, какой—то полузабытый инстинкт самосохранения воспламенил дремлющий гнев. Мышцы сократились, адреналин зарядил тело подобно электрическому току.

Нет. Отрицание пришло из самой глубокой части его души, отказывающейся это принять, неспособной вытерпеть поражение. Глухое рычание родилось в груди, и в этом звуке не было ничего человеческого.

Ничего осмысленного не было в том, что двигало им, когда он кинулся в кухню, а потом в спальню — ящики были выдвинуты, пустые без ее вещей. Он нашел ее сорочку и поднес ее к своему лицу, вдыхая запах Джой, позволяя шелку выскользнуть из рук на пол.

Не было ни записки, ни послания. Только статуэтка, которую он подарил ей, с деревянной головой волка, откинутой в скорбном плаче, лежала на пустом туалетном столике, где она оставила ее для того, чтобы он нашел.

Отчаянный гнев вернулся, заполняя пустоту, которую она создала в его сердце, вырываясь наружу в потоке примитивной силы. Он ощущал, что его тело трансформируется, мышцы сжимаются и кричат в протесте, сквозь дикий туман в голове он видел ее глаза — непреклонные, пронзительные, с отголосками боли.

Ее глаза вели его, пока он трансформировался и выскакивал из хижины, отправляя себя в смертельный бег.

Он ничего не видел, ничего не слышал, его разум был отрезан от всех чувств, он знал, где она была, где должна была быть. Еще был шанс остановить ее. Была какая—то надежда выжить.

— Все устроилось, — Мэгги присела на край тахты, изучая Джой озабоченным взглядом. — Завтра же утром мой друг направляется в Ист—Форк. Он будет рад взять тебя с собой.

Бессмысленно уставившись в мельтешащий экран телевизора, Джой заставила себя оторваться и кивнуть в ответ.

— Я не знаю, как тебя благодарить, Мэгги. Если бы я только могла объяснить…

— Не мучайся. Не сейчас, — Мэгги сжала ее плечо. — Ты знаешь, мы волнуемся о тебе, Джой, Алан и я. Когда он рассказал мне, где ты находишься и что произошло, я надеялась — мы оба надеялись — чтобы с тобой было все в порядке.

Долгий момент Джой молчала, подбирая слова, которые стали не больше, чем пустыми символами. Она вспомнила краткость своего побега из хижины тем утром, она не трансформировалась, не была способна подчиниться тому, что осталось от ее человеческой природы после того, как покинула его. Но она помнила снег, скрипящий под ногами, и ледяной ветер, неспособный затронуть ее, ощущения новой, неведомой ранее силы в своем теле, сознание двойственной природы своей натуры, дающее невосприимчивость к холоду и усталости, всегда присущую Люку.

Она вспомнила выражение лица Мэгги, когда внезапно появилась в ее домике: ни потрясения, ни настоящего удивления. Только то же заботливое дружелюбие, держащее на плаву, когда вокруг рушится мир.

И Люк… Она никогда не сможет забыть его лица. Она думала, что эта боль разорвет ее на части.

Медленно Джой вытолкнула боль из сердца. Это произошло. Нет пути назад.

— Алан, — сказала она, наконец, неловкая от усталости и тоски. — Пожалуйста, скажи Алану, как сильно я… благодарна ему, за все, что он сделал. Я напишу ему, когда смогу.

— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я позвонила ему сейчас? Я уверена, он сразу придет…

— Нет! — Джой подавила волну паники. — Нет, Мэгги, пожалуйста, у меня есть причины уехать тихо, без всякой суеты. Я надеюсь, ты понимаешь.

Мэгги сочувственно кивнула, но Джой стало больно из—за своего обмана. Невозможно сказать Мэгги, что она не хочет связывать Алана своим уходом. Она не может рисковать вбить клин между Люком и человеком, заменившим ему отца. Его другом. Люку будут нужны друзья, сколь бы сильно он не отвергал потребности в людях.

Пальцы ласково сжали ее руку.

— Мы хотим, чтобы ты была счастлива.

Внезапная влага затуманила по краям зрение Джой.

— Я была счастлива, — прошептала она, чувствуя, как ее сковывает ледяное оцепенение. — Некоторое время я была счастлива.

Было темно, когда он добрался до Лоувелла, он вбежал в город, позабыв о риске. На краю удаленной улицы какая—то женщина заметила его и застыла, широко открыв глаза. Она пахла страхом. Люк отклонился в сторону и растворился в тени. Он скользил, оставаясь в ней, пока не остановился у двери офиса Коллье.

Дверь была не заперта, и Люк сильно толкнул ее, она открылась, отскочив от стены с громким стуком. Он направился сквозь темную приемную, и дальше — в короткий коридор. Коллье был там, где Люк знал, что он должен быть, и спокойно читал. В выражении его лица не было ни капли вины, когда он поднял глаза на Люка, стоящего в дверях кабинета и дрожащего от изнеможения и ярости.

— Где она? — слова были невнятными и чужими. Люк прислонился к стене и попытался взять под контроль спазм, сковавший перенапряженные мышцы. Коллье закрыл книгу, лежащую на коленях, наклонился вперед на своем обитом кресле и встретился с Люком взглядом. В его глазах не было страха, только тихая печаль, которая скрутила внутренности Люка.

— Люк, — сказал он тихо, обхватывая длинными пальцами подлокотники кресла.

— Где она, Алан? — Люк справился с комком, который, казалось, застрял у него в горле. — Где Джой?

Руки Коллье напряглись, вжимаясь в мягкую кожу кресла, пока под пальцами не появились следы.

— Ее здесь нет, Люк, — прошептал он. — Я ее не видел.

Люк сделал угрожающий шаг от стены, его мышцы собирались в узлы и задвигались в подавленной потребности трансформации. Зверь был очень близко к поверхности. Слишком близко.

— Ты лжешь, Алан, — сказал он. — Ты знаешь, где она.

— Я никогда не лгал тебе, Люк, — ответил Коллье. Он медленно поднялся, ни на секунду не отрывая взгляда, и сделал медленный и осторожный шаг навстречу. Его голос и движения были как у человека, смотрящего в лицо опасности и непредсказуемому животному, а Люк стоял очень тихо, дрожа от противоречий, которые, казалось, были одержимы разорвать его на части.