Дарья Еремина - Суккуб

- Лида? – Марк обернулся ко мне.

Я не ответила, не обернулась. Тогда, на очередном проселочном перекрестке он съехал с дороги и остановился. Отстегнул ремень безопасности и наклонился ко мне. Обнял ладонью лицо.

- Лида? – он просил о внимании, которое был готов сторицей вернуть, зарядив уверенностью и надеждой. И я кожей ощущала переполнявшую его беспомощность. – Скажи, что?!

- Поехали… - шмыгнув носом, я вытерла щеки ладонями.

Мгновения он не шевелился. Обернувшись, я посмотрела в бледные глаза, обрамленные солнцем ресниц. Это грех – так любить. Так нельзя! Я хотела крикнуть ему в лицо это, и чтобы вернулось. Чтобы он засмеялся мне в лицо, зло, некрасиво… Проведя большими пальцами по скулам, окончательно осушив мои слезы, Марк пристегнулся. Мы выехали на шоссе и поехали по направлению к Москве.

Вечер надвигался, изредка подсвечивая город солнцем. Мы вошли на ВВЦ. Справа поднималось колесо обозрения. По пути к нему, я помнила после единственного посещения Выставочного Центра, за деревьями скрывалась вогнутая крыша «Москвы». Тот единственный раз был уже с Марком, на последнем курсе института. Тогда деревья сбросили листву, и промозглый воздух просачивался за ворот куртки. Здесь, недалеко от ВДНХ, живут его родители. Тогда мы тоже собирались к ним, но так и не доехали, перенесли визит на следующий день. Виной всему стала «Чаша Хайяма» в девятнадцатом павильоне. Ухрендюкавшись сладких коктебельских вин я потеряла необходимую для визита к его родителям кондицию. Вспомнив это, я рассмеялась.

- Нет, туда мы не пойдем, – улыбнулся Марк, будто прочитав мои мысли.

В тот осенний день дождь так и не пролился. Народу было не много, ветер разгонял гуляк по домам. Марк был уверен, что знакомство не москвичей с городом, начинающееся на Красной площади, продолжается либо на ВВЦ, либо в парке Горького. Я же не была ни там, ни там. «И на колесе не каталась?» - удивлялся он насмешливо. Помнится, я скептически окинула взглядом аттракцион, не внушавший доверия своей воздушной конструкцией, и помотала головой. С моей уверенностью, что кольцо обязательно сломается, когда я на него заберусь, он спорить не стал. Подниматься в небеса при ледяном влажном ветре не хотелось ни ему, ни мне.

Я улыбнулась.

К нам подошла уже третья женщина интервьюер. Защищаясь от поклонников, я не предусмотрела таких вот случайных приставал. Ежедневно жизнь подкидывала доказательства: чем больше я предусматриваю, тем больше остается непредусмотренным. Этот намек на власть случая подталкивал опустить руки и расслабиться. Отдаться течению, наблюдать. Сжав ладонь Марка, я вежливо отмахнулась от женщины. В обернувшихся глазах мелькнуло насекомое, снятое на ширик. Круглые солнечные очки выглядели фасеточными глазами, я засмеялась. Марк вскинул брови.

- Увидела свое отражение… - пояснила я.

- В начале сентября будет книжная выставка, – кивнул он на плакат над головами. – И я собираюсь взять отпуск на пару недель. С первого сентября.

- Хорошо, – кивнула я. Пожалуй, после его отпуска я и вернусь к собственной работе. – В Пиренеи?

Марк улыбнулся широко и довольно, став похожим на ободранного в уличных боях, голодного рыжего кота, зажавшего в лапах мышь.

- Если ты не против, Альпы.

- Сам закажешь или Мишу попросить?

Марк медленно кивнул асфальту впереди. Улыбка не сходила с губ. Я набрала телефон Миши. После удивленного приветствия глянула на Марка и улыбнулась.

- Есть просьба.

- Не пугай меня, – напрягся Миша в динамике. В шутку или нет, понять было сложно.

- Закажи нам с первого-второго сентября дней на десять тур в Куршевель. Самый лучший. Чтобы ни о чем не думать.

- Дополнение «самый лучший» было не обязательно, – усмехнулся он. – Только не говори никому, что я у тебя секретаршей подрабатываю…

- А когда вернемся, я буду в твоем распоряжении.

- Окей, сделаем, – хмыкнул он и отключился.

- Ты родителей предупредил, что мы подъедем к ужину? – обернулась я.

Марк задумчиво кивнул. Я же удивленно нахмурилась.

- Когда успел?

- Когда решил, что поедем.

Окинув взглядом занятые лавки по левой стороне широкой дороги, я расслабила лицо. Он всегда знал наперед мои реакции на любые действия и предложения. Почему меня до сих пор это нервирует?

Потому что я предсказуема не только для него, ответила я себе и отвернула лицо.

- Не сердись, – улыбнулся он, обнимая за талию.

Как они рассматривают мое поведение сейчас? Чем мое бездействие казалось им до звонка старушке? Обезьяна с гранатой, которая взяла время на изучение окружающего мира и соткала мимоходом бронежилет?

- Обезьяна… - прошептала я.

- Что? – не понял Марк.

- Я чувствую себя обезьяной. Знаешь, такая, что сидит и ковыряется у сородича в шерсти в поисках блох. Они наблюдают за мной, что я вытворю в следующий момент. Направляют, сдвигая стены…

Марк отклонил голову назад: ах вот ты о чем.

- Во-первых, когда обезьяны копаются у сородича в шерстке, они не блох ищут, а капельки пота. Они соленые… Им соль нужна, – Марк прижал меня крепче к себе и поцеловал в щеку. – А во-вторых, поставь себя на их место. Если ты была, хоть, отчасти точна в описании собственных возможностей, им есть чего опасаться. А понять, не взбрыкнешь ли ты снова, стоит ли положиться на твой разум или… верность… можно, лишь, сузив те самые стены, направив. Если ты выйдешь из-под контроля…

- От меня попытаются избавиться. Уже пытались.

Марк сглотнул, замерев.

- Нет, не с помощью Ласкара. Он – другое…

- Расскажи о нем, – кивнул Марк, выбрав из двух тем: попытки от меня избавиться и Ласкара – ту, что на данный момент ему была важнее. Что ж… неудачная попытка может подождать, а присутствующий в моей жизни Ласкар – вряд ли.

Продолжив путь, я начала тихий рассказ. Марк помнил то утро и сообщение в четыре утра. Ключевыми моментами я сделала взрыв дома бельгийца в пригороде Гриффина и паутину возможных происшествий, что продумывала в доме доктора Малиновска.

- Почему бельгийца? Он же болгарин.

- У него отец болгарин, мать бельгийка. Он родился и вырос в Бельгии. В США переехал лет двадцать пять назад, – пояснила я безразлично. Все это было в том файле, спрятанном в розовой папочке. Захотелось в Болгарию, к чистому морю, к соснам, тишине и спокойствию. Казалось бы, я из тишины не вылезаю… Но спокойствия не было. Предположить, что мне нужен отдых и смена обстановки было бы смешно. Отдыха и смен обстановок, домов и, даже стран, за последние месяцы у меня было предостаточно.

Вернувшись в Москву, я ощутила то же напряжение, от которого уехала. Люди-инвалиды, асбестовая взвесь безнадежности и злости, пустота в глазницах театральных масок… Все вокруг было неправильно и это чувство усиливалось, будто брало отсчет с какого-то события, разрастаясь вширь. Или же, наоборот, вело обратный отсчет, наращивая концентрацию.