Анастасия Волжская - Зимняя жена

Аки подошел к ней и потерся лбом о ее шею, даря последнюю ласку. Айни благодарно лизнула его в нос.

— Они здесь? — спросила она негромко.

— Да.

— Где?

Аки мотнул головой. Айни повернулась в нужном направлении. Ее невидящий взгляд блуждал по туману.

— Прощай, малышка, — она тепло улыбнулась в пустоту. — Береги ее, Ворон.

Я тоже улыбнулась ей в ответ, пусть она и не могла увидеть этого. Курх крепче прижал меня к себе, укрывая плащом.

— Прощай, волчица, — прошептала я. — Хорошей охоты.

Айни отвернулась от нас, и они с Аки одним прыжком скрылись из виду, растворились в густом тумане. Не задерживаясь ни одного лишнего мгновения, Курх вернул нас обратно.

— Я слышала его, — прошептала я. — Зов. Я слышала. Мне хотелось уйти вместе с ней, но я смогла сдержаться.

— Ты молодец, девочка моя. Ты справилась. Теперь можешь… выпустить все наружу.

Курх гладил меня по волосам, прижимая к себе, и от этой нехитрой ласки запруда, что я возвела между собой и своими чувствами, треснула и рухнула, увлекая меня за собой. Я забилась в рыданиях, но Курх держал крепко, не разжимая объятий, и шептал что-то, я не разбирала слов. Я плакала, пока не выбилась из сил, и только руки мужа поддерживали меня, не давая упасть.

Сквозь слёзы я увидела, как появился Аки. Мне хотелось ему что-то сказать, но связных слов не выходило.

— Пожалуйста, приведи Литу, — попросил Курх.

Аки кивнул и скрылся из виду.

Лита тоже плакала, возможно, не до конца понимая причину своих слез, но чувствуя, что любимая волчица, бывшая рядом с самых первых дней её жизни, больше никогда не вернётся. При виде заплаканного лица дочери я кое-как взяла себя в руки и забрала малышку у Аки, пробормотав слова благодарности.

— Мамочка, — Лита обвила руками мою шею, прижалась всем телом, и Курх мгновенно переместил нас обеих домой.

Не зажигая свечей, мы забрались в кровать, я и Лита, и Курх, устроившись сзади, укрыл нас троих стеганой шкурой. Мы давно не спали все вместе, но сейчас расстаться с Литой или Курхом было выше моих сил. И мы лежали рядом, греясь живым теплом друг друга. Бессмертный дух. Дочь Ворона, которую ждут впереди долгие-долгие Зимы и Весны в серединном мире. И я.

— Не хочу покидать вас, — едва шевеля губами, шептала я, поглаживая щечку дочери, еще влажную от слез. — Не хочу это все терять, не хочу, не хочу…

Внезапно я почувствовала, как лоб Курха уткнулся мне в затылок, и ощутила легкие, почти невесомые поцелуи, которыми он беспорядочно покрывал мою шею и плечи. Рука, накрывшая мое плечо, дрожала.

— Курх?

Муж придвинулся ближе.

— Девочка моя, пожалуйста, не бросай меня, — различила я его сбивчивый шепот. — Я не знаю, хватит ли мне мужества пройти через все это еще раз. Старость, смерть, одиночество. В каждый погребальный костёр я будто кладу часть себя. И сейчас мне кажется, что уже ничего не осталось.

Я повернулась к нему. Нужно ли было говорить, что меня одолевали те же мысли.

— Я сделаю все, что смогу, Курх.

Он коснулся моих губ и чуть отстранился с грустной полуулыбкой.

— Я знаю. У нас получится. Просто в такие моменты я особенно остро ощущаю, насколько ты хрупкая. Моя хрупкая любимая девочка…

— Я люблю тебя, мой Ворон, — шепнула я тихо.

Дух улыбнулся, обнимая меня еще крепче, и сон, наконец, укрыл меня своими черными крыльями.

*

Я ощутила легкие, едва заметные перемены раньше, чем появились первые признаки. Было и радостно и страшно одновременно. Как это воспримет Курх?

Для верности я выждала еще целую луну.

Сомнений не осталось.

Лита, стоя с ногами на скамейке, замешивала тесто для ягодного пирога — уговор есть уговор, хоть и решено было навестить Хранителя Гора в его селенье. С головы до ног перепачканная в муке, девочка упрямо отказывалась принимать мою помощь — «я сама!» — и самозабвенно возилась с самой огромной деревянной миской — «большой как деда Гор» — которую сама же и выбрала для работы. Я наблюдала за ее стараниями с легкой улыбкой, предвкушая грядущую уборку.

Мне показалось, что встреча с Гором — хороший повод поделиться радостной новостью. Чтобы в этот раз все, наконец-то, было так, как положено. По-настоящему.

Внезапный приступ дурноты нарушил мои раздумья, заставив выскочить из-за стола, отложив работу.

— Лита, остановись ненадолго, я сейчас вернусь, — стиснув зубы, я усадила непонимающую девочку на скамейку и наскоро вытерла ей руки полотенцем.

— Мамочка, ты в порядке?

— Да, милая. Посиди здесь немного.

Я выбежала на крыльцо. На свежем воздухе мне стало легче. Полуприкрыв глаза я медленно вдыхала и выдыхала, успокаивая разбушевавшийся желудок.

Теплая ладонь легла мне на спину, успокаивающе поглаживая. Курх, отосланный Литой за ягодами, вернулся с корзинкой. Так некстати!

— Что случилось?

Дурнота отступила, и мне удалось ответить совершенно непринужденным голосом:

— Все хорошо, Курх.

Он осторожно развернул меня к себе и внимательно посмотрел в глаза.

— Не нужно притворства. Я вижу, что это не так.

— У нас будет ребёнок.

Курх замер. Кровь стремительно схлынула с его лица, он побледнел так, будто дурнота только что мучила его, а не меня. Вцепившись в мои плечи чуть сильнее, чем стоило бы, муж с тревогой вглядывался в моё лицо.

— Как давно ты узнала? Как ты себя чувствуешь?

Я высвободилась из его хватки и ответила, спокойно и ровно:

— Все хорошо, Курх. Не происходит ничего, выходящего из ряда вон. Обычная дурнота, в первые луны всегда так.

Он обнял меня, стараясь слишком уж не прижимать к себе мой живот, хотя в такой осторожности пока не было совершенно никакой нужды. Прислонившись к груди Курха, я слушала, как медленно, но постепенно успокаивается его сердце. Я не разжимала объятий, пока не почувствовала, что паника мужа отступила.

Курх заключил моё лицо в ладони, целуя.

— Девочка моя, как ты меня испугала.

Я виновато улыбнулась.

— Извини. Ждала подходящего момента. Мне хотелось, чтоб в этот раз, ты знаешь…

Он понял.

— Обещаю, все будет по-другому. Я больше никуда не уйду.

Курх вновь привлек меня к себе, нежно, бережно. Ровно так, как мне и хотелось когда-то давно.

*

С самого первого дня, когда я рассказала, что жду ребенка, Курх и Лита окружили меня такой заботой, что любое дело приходилось выбивать чуть ли не с боем. Я уговаривала, просила, объясняла, что столь повышенное внимание мне вовсе не ни к чему — но куда там! Курх оказался тем ещё упрямцем, а Лита характером пошла в отца. В итоге, мне было разрешено заниматься только рукоделием и только при свете солнца, а все остальные домашние хлопоты муж и дочь поровну поделили между собой.

Курх, как и обещал, сделал мне скамейку под тем самым деревом, которое мы по странному стечению обстоятельств посадили в тот самый день, когда дух осознал, что у меня есть шанс превозмочь Зов. Я называла это дерево символом нового этапа в нашей жизни, Курх — знаком вечной любви, а Лита, которая знала, что я посадила семечко, пока носила ее, просто считала его своим. Мы сходились лишь в том, что каждый любил иногда посидеть под его раскидистыми ветвями, так что скамейка пришлась как нельзя кстати и полюбилась всем троим.