Анастасия Туманова - Жёны Шанго

– Что стряслось?

– Как обычно. Ночью приезжали легавые, что-то искали…

– Нашли?

– Нет, конечно. Но перебудили всю округу и напугали мать. Пора бы им привыкнуть, что Шанго ничего не держит здесь, – так нет…

Женские вопли тем временем набирали обороты.

– Убирайся к чёртовой матери из дома, паршивец! И не смей оставлять деньги: я знаю, откуда они у тебя! Почему тебя всё время ищет полиция?! У меня бизнес, туристы, магазин! Сюда приходят люди – и что они видят? Что они видят, отвечай?! Полицейскую машину у дверей и твою бандитскую морду! За какие грехи мне только послали такого сына! Уйди с глаз, пока я тебя не убила своими руками! И если ещё хоть раз ко мне приедут искать тебя, или оружие, или маконью, или… Пошёл вон, бессовестный! И чтобы духу твоего здесь больше не было! Сил моих нет! И никаких больше денег от тебя! Ни реала! Для панели я уже стара – значит, просто издохну с голоду!!!

Грохот, звон, отчаянная мужская ругань – и из дверей на мостовую вылетел Шанго: двухметровый чёрный гигант в порванной на плече футболке с красно-белым изображением Че Гевары. Вслед ему вынеслось истошное проклятье, вихрь смятых банкнот и голубой шлёпанец. Деньги разлетелись по мостовой. Шлёпанец просвистел над головой Шанго и был пойман взметнувшейся рукой Эшу. Взвесив тапочек в руке, Эшу воззрился на старшего брата с вежливым недоумением:

– Что такое, дорогой мой? Уроки не сделал?

В ответ раздался яростный рык. Огромный кулак рассёк воздух в миллиметре от носа Эшу – но тот привычной эшкивой [12] Эшкива – защитный приём в капоэйра; отклонение корпуса и головы с линии атаки ушёл от удара, расхохотался и присел на корточки, чтобы собрать разлетевшиеся деньги. Шанго, тяжело дыша, шлёпнулся рядом на тротуар и зашарил руками по карманам в поисках сигарет.

Ошосси, подойдя, протянул брату пачку «Seleta».

– Ты зачем сюда явился? – с нескрываемым удивлением спросил он. – Ты же знал, что ночью были легавые!

– Ну-у… узнать, как дела.

– За этим мог бы мне позвонить.

Шанго только что-то проворчал сквозь зубы.

– Поезжай в Бротас [13] Бротас – криминальный район Баии и сиди тихо пару дней, – посоветовал Эшу. – Мать скоро отойдёт. Каждый раз ведь одно и то же!

– Скоро? – хмыкнул Ошосси. – В прошлый раз она два месяца слышать о нём не хотела! Если бы не приехала Эвинья и не уболтала её…

– Ты тоже хорош! – огрызнулся Шанго. – Что это за гринга?

– Гринга?..

– А, так ты ещё не знаешь, красавчик?! Она явилась вчера прямо в магазин к матери! И вопила на весь квартал, что ты разбил ей сердце, сделал ребёнка и спёр пятьсот долл…

– Что-о?! – взвился Ошосси. – Пятьсот?! Мой тариф – двести, и не больше! Если гринга красивая – то сто! А эта, между прочим, могла бы заплатить и триста с её отвисшей задницей! Вот зараза… подумать только… Никакой благодарности! Вот и работай по совести после такого!

– Откуда твои шлюхи знают, где ты живёшь?

– Думаешь, я им визитки оставляю? Понятия не имею, как она дозналась! Может, в отеле рассказали… Больше не придёт, не беспокойся!

– Не беспокоиться? Мать завелась на весь день, а отвечать пришлось мне!

– То есть, легавые из-за меня приезжали?..

Шанго в ответ выругался, швырнул окурок на тротуар. Искоса взглянул на Эшу.

– Слушай, малыш, потолкуй с мамой! Тебя она послушает. Мне она даже рта открыть не дала! Я знать не знаю, что хочет полиция: это вообще не мои дела! И Амаралина [14] Амаралина – пляжный район Баии, примыкающий к порту. – не моя территория! Меня там даже не было той ночью! Скажи ей это всё!

– Что мне за это будет? – вкрадчиво осведомился Эшу.

– Не борзей, сопляк! – обозлился Шанго.

– Ну и разбирайся сам! – Эшу увлечённо подкидывал на ладони голубой шлёпанец. – Давай, поднимись к матери, отнеси ей тапку… А то, может, ещё не все соседи услышали, как мама тебя любит!

Шанго поднялся. Выражение его грубо вырубленной физиономии цвета горького шоколада не предвещало ничего хорошего, и Ошосси словно случайно опустил руку ему на плечо. Эшу же продолжал как ни в чём не бывало забавляться со шлёпанцем.

– Ладно, чего ты хочешь? – буркнул Шанго, прислоняясь к стене.

– Вот так бы сразу! – Шлёпанец взлетел высоко в воздух, приземлился на макушку Ошосси, срикошетил в плечо Шанго и снова оказался в руках Эшу. – Хочу ту мулатку, Андрезу, из Ресифи! Твою новенькую!

– Андрезу?! – вскинулся Шанго. – Ты свихнулся? Андреза стоит пять сотен! Эта малышка – для понимающих клиентов! Она такое умеет, что тебе незачем и знать! Чёрта с два, не получишь!

В ответ Эшу торжественно вручил брату шлёпанец и красноречиво кивнул на открытое окно второго этажа.

– Ну, хорошо. Ладно. Чёрт с тобой, – сдался Шанго. – Но не сегодня: Андреза занята. Подходи завтра к вечеру в Бротас, я позвоню.

– Договорились, – Эшу прыжком вскочил на ноги. – Всё, я пошёл к маме.

– Деньги ей отдай, – проворчал Шанго, засовывая в карман брата смятую пачку банкнот. – За аренду платить в пятницу.

– Не беспокойся, – раздалось уже из-за двери.

– Чёрт знает что… – Шанго сердито разглядывал порванную футболку.

– Эшу её уломает, – уверенно сказал Ошосси. – Если не он, то вообще никто. Эвинья ведь улетает сегодня.

Шанго кивнул. Вынул из кармана ключи от машины и, крутя их на пальце, направился к огромному джипу, запаркованному в двух шагах.

– Куда тебе ехать? В Барракинью? Залезай.

Ошосси уже открыл переднюю дверцу, когда Шанго спросил:

– Как у тебя с моей Йанса [15] Йанса – женское божество ветров, хозяйка царства мёртвых, «воительница». Одна из жён Шанго. ?

Ошосси замер. Очень медленно, глядя на облака над крышами, спросил:

– Что тебе до Йанса?

– Ну-у… – Шанго небрежно повернул ключ зажигания, и мотор джипа зарокотал. – Йанса, как ты помнишь, моя жена. Мне хочется, чтобы у неё всё было хорошо.

– Йанса – твоя жена? А кто же тогда Ошун [16] Ошун – женское божество любви, молодости и красоты, хозяйка пресных вод и рек. Одна из жён Шанго. ?! – ощетинился Ошосси. – Может, вспомнишь ещё и Оба [17] Оба – ориша «неспокойной воды», олицетворение мужского начала в женщинах, женской физической силы. Одна из жён Шанго. ?! Может, у тебя хватит смелости спросить у Огуна, хорошо ли Оба с ним?

– Хватит, – с усмешкой заверил Шанго. – Жёны Шанго всегда остаются его жёнами. Даже если развлекаются с другими. Не забывай этого, брат. Так ты едешь, или нет?

Ответом послужил удар двери, от которого затрясся джип. Шанго широко ухмыльнулся, показав белые, крупные зубы. В боковом зеркале он увидел серое от бешенства лицо Ошосси и, расхохотавшись, сорвал машину с места.

Для туристов было ещё слишком рано, и в сувенирном магазинчике «Мать Всех Вод» царила пустота и прохлада. Пахло кофе и сигаретами. Допотопный телефон с треснувшим диском молчал. В витринах теснились статуэтки ориша. На беленых стенах висели догонские и геледские маски, ритуальное оружие, дешёвые акварели с видами Баии в рамках из ракушек. У дверей, встречая посетителей, стоял гипсовый Ошала [18] Ошала (Обатала) – старейшее божество кандомбле, согласно мифологии – отец всех ориша, олицетворение мудрости, морали и доброты. в белых одеждах. Эшу, проходя мимо, скорчил Отцу всех ориша страшную рожу. Миновав статуэтку Огуна с поднятым мечом, вежливо приложил два пальца к бейсболке. Заметив рядом воительницу Йанса, серьёзно поклонился. С улыбкой помахал рукой печальной Оба и сделал неприличный жест в сторону Шанго. Повертевшись среди витрин с картинками, илеке [19] Илеке – амулет кандомбле, обозначающий принадлежность к культу определённого ориша. , бусами и связками амулетов, заметил, наконец, то, что искал: небольшую статуэтку ориша Эуа – тоненькую девушку-мулатку в розово-белом платье, с мечтательной улыбкой на губах. Эшу долго стоял рядом с ней. Затем нежно, едва касаясь, провёл пальцем по шоколадной спине Эуа. Усмехнулся. И, не оглядываясь больше, прошёл мимо – к лестнице, ведущей на второй этаж.