Даниэль Зеа Рэй - Жертва

– Он вам рассказал, – прошептала я.

– Он рассказал мне, потому что тебя не просто так остановили в С. и проверили твой метафизический уровень. О том, что вы с ним поедете в С. знали только мои сестры. И это старый знакомый как бы случайно проезжал мимо парковки и остановил тебя. Одьен понял, кто его отправил, когда этот знакомый передал привет нашей старшей сестре. Вопрос не в том, Алексис, как ты прошла тест, а в том, что тобой интересуется моя семья. А это уже настоящая проблема. У каждого в нашей семье есть свои секреты, и есть темы, которые мы никогда не обсуждаем. Моя сестра не просто так подослала к тебе архиерея. Она беспокоится обо мне и Одьене. Наше с Одьеном мнение в этом вопросе ее не интересует. Как и наши родители, сестра считает, что вправе вмешиваться в нашу жизнь и строить ее так, как будет лучше для нас с ее точки зрения. Мы терпим такое отношение, потому что зависимы. Потому у нас с Одьеном доли в общем бизнесе, и, если хотим оставаться у кормушки, снабжать клинику спонсорской помощью, ездить на дорогих машинах и оплачивать счета, нам придется мириться с таким отношением. Вот это все, – он постучал пальцами по приборной панели, – плата за жизнь в золотой клетке. А ты… Если ты та, кто я думаю, не видать моей семье спокойной жизни, – Айени злобно усмехнулся и наклонился ко мне. – И мысли об этом согревают меня лучше, чем теплое тело под боком по ночам.

– Что вы задумали?

– Поквитаться, конечно же, – ответил он.

– С Одьеном? – едва слышно спросила я.

– Нет, Алексис. Своего брата я в обиду не дам.

– Тогда, на кого вы точите зуб?

– Уже поздно, Алексис. Тебе пора возвращаться домой.

Я еще раз взглянула на него, а потом отвернулась и вышла из машины. Возможно, он не в себе? Возможно, он просто болен? С кем он хочет поквитаться? Со своей семьей? Кто может желать зла своей семье? Кто и за что? Возможно, в этом городе не одна я – жертва Восстания? Возможно, весь город кишит такими же жертвами, как и я?

***

Той ночью мне снова приснился кошмар. Я бежала от сервисной станции в сторону квартала хранителей. По сугробам, через лесополосу, разделяющую респектабельный район города, в котором я выросла, с менее респектабельным районом, в котором жил партнер по бизнесу и хороший друг моего отца.

Взрывы вдалеке были похожи на раскаты грома, а от вспышек становилось так же светло, как днем. Отец сказал, что я должна сделать. Назвал улицу, номер дома и слова, которые я должна сказать Григорию Носову. Я вышла из лесополосы на рассвете. Этот район города был плохо мне знаком. Дома здесь были расположены слишком близко друг от друга, улицы не такие широкие, без изысканных клумб и кованных декоративных заборчиков. Машины попроще, детские площадки поскромнее, дома одноэтажные, хоть и не похожие друг на друга. Хранители всегда держались обособленно от райотов и послушников, как будто пытались держать нейтралитет. И хотя дети хранителей учились с послушниками в одних школах, взрослые хранители чаще имели дело с представителями райотов, потому и нейтралитет хранителей казался всем лишь маскарадом.

По улицам района ездила военная техника. В домах горел свет. Здесь никто ничего не взрывал и ни в кого не стрелял. Как будто все, что творилось за лесополосой в соседнем квартале, их не касалось. Я топала по сугробам и пряталась за кустами, обходя дом за домом со стороны внутренних дворов, пока не напоролась на одну из домашних собак. Она сидела на цепи возле будки и начала громко лаять. Я пыталась переползти через ограду из кустов в соседний двор, когда услышала этот звук. Щелчок от перезарядки оружия. Собака продолжала лаять, пальцы медленно отпустили ветви кустов, и я повернулась лицом к тому, кто целился в меня. Это была женщина-хранительница. В спортивном костюме и сапогах, она удерживала дробовик двумя руками и смотрела на меня.

– Груша, заткнись! – закричала она собаке, и та перестала лаять.

– Пожалуйста… – прошептала я, глядя на незнакомку. – Отпустите меня…

Послышался шум с другой стороны вечно зеленого забора. Кто-то открыл дверь и вышел на улицу.

– Мила, что у тебя там? – закричала какая-то женщина.

Незнакомка смотрела на меня. Я – на нее.

– Груша разнервничалась, и я вышла посмотреть! – ответила она и опустила дробовик.

Подошла к живой изгороди и остановилась рядом со мной. С противоположной стороны подошла ее соседка.

– Ну как ты, Мила? Роман не звонил? – спросила соседка.

– Пока нет. А Леня твой? Звонил?

– Нет. Надю еле спать уложила. Всю ночь бомбили.

– Думаю, это еще не конец, – Мила переминалась с ноги на ногу. – По сети передают, что авиатехнику подняли по тревоге.

– Нас обстреливать не будут! – в пылу воскликнула соседка. – А этим тварям так и надо! Ладно, пойду в дом. Леня сказал не выходить, пока все не утрясется.

– Ну, давай. Еще увидимся, – женщина развернулась и пошла в сторону своего дома.

Потом остановилась и обернулась. Взгляд заскользил поверх зеленой изгороди.

– Ползи в дом, – шикнула она. – Быстро!

И я поползла. На четвереньках. Забралась по деревянным ступенькам и уткнулась носом в плетеный половик. Женщина закрыла дверь и присела рядом со мной на корточки.

– Тебе сколько лет?

– Шестнадцать, – ответила я.

– Как зовут?

– Алена.

– А фамилия?

– Евстофова.

– Твою мать! – женщина встала и отошла от меня на несколько шагов. – Ты здесь одна?

– Да, – закивала я, прижимая трясущиеся от холода руки к груди.

– Мать и отец… – женщина осеклась.

– Погибли.

– А сестра? У тебя ведь была еще сестра?

– Ее нет, – ответила я и свернулась калачиком на полу.

– Господи… – прошептала женщина. – Господи… Они же обещали не трогать детей…

Я молчала. Думала о том, что недолго пробуду в тепле этого дома. Сейчас эта хранительница позвонит, куда следует, и сдаст меня. Собака… Во всем виновата собака. Если бы не залаяла, я бы была уже далеко.

– Ты ведь послушницей родилась? – спросила женщина.

– Да.

– Раздевайся, – она подошла ко мне и стала стягивать сапоги. – Ты вся мокрая. Нужно горячую ванну принять, иначе подхватишь пневмонию. Давай! Шевелись!

И я делала, что она говорила. Разделась, оставив вещи на полу. Прошла за ней в ванную, уселась на дно и смотрела, как вода стекает в сток.

– Горячую воду сразу делать нельзя, – шептала себе под нос женщина. – У тебя может быть обморожение, поэтому будем постепенно повышать температуру воды в ванной, пока не согреешься.

– Вы сдадите меня? – напрямую спросила я и подняла глаза на хранительницу.

– Я не знаю, – выдохнула она.

– Спасибо за честность, – ответила я и закрыла глаза.

***

Я проснулась в воскресенье и целый день провела, лежа на диване. Идеальный выходной, с моей точки зрения. Дожить бы до понедельника – и на том спасибо. Я дожила, и в семь утра была на парковке возле больницы. Приемное отделение встретило меня, как подобает, то есть никак. Следуя своему обычному маршруту, я поднялась по лестнице на третий этаж и свернула в санпропускник. Я уже поняла, что негласно «первой хирургией» называли отделение Айени, «второй» отделение плановой хирургии, которое располагалось на четвертом этаже, «третьей» – наше отделение, то есть «экстренную хирургию».