Елена Звездная - Лесная ведунья 2

А вот опосля и рухнула.

«Валкирин, проклятая тварь! Уничтожу!!! Я тебя уничтожу, девка беспутная, кровью своей клянусь — уничтожу! И могилы у тебя не останется!»

Мне говорила это ведьма. Самая прекрасная ведьма на свете. Глаза её были, что озера синие, а глубины в них имелось поболее, чем в море-океане. Красивые глаза. Такие красивые, что смотреть в них хотелось, глаз своих не отводя, и тонуть, во глубине тонуть, и чтобы легко было и хорошо, и невесомо так. В саму глубину не хотелось, там опасность таилась, я то чувствовала, но отдохнуть, хоть на миг отдохнуть да позволить себе вот так плыть по течению теплому, мне хотелось.

— Веся, посмотри на меня! — а то другой голос.

Властный, повелевать привыкший, сильный голос, и требовал он подчинения.

— Веся, пожалуйста, посмотри на меня…

И руки тёплые. Шершавые чуток, сильные, да вместе с тем нежные, по щеке пальцы скользят, но в движении этом и ласка, и напряжение чувствуется.

— Веся, просто открой глаза!

Снова повелевает, повелительный мой охранябушка. Точно охранябушка, касается осторожно, бережно, ни на что не покушаясь, ни на чём не настаивая. А я глаза его вспомнила — красивые у него глаза, цвета неба синего, что тучами предгрозовыми частью закрыто. Только вот в таком небе, в нём угроза лишь на поверхности, только на первый взгляд, а потом, потом-то знаешь точно, что снова засияет солнышко, дождём омытое, и засверкает каждый куст, каждый листочек, каждое дерево, каждый цветочек, засияет и заискрится, от того и не страшно в глаза архимага смотреть. Мне не страшно.

— Веся…

— М? — отозвалась я.

Усмехнулся, обнял крепче, да и спросил:

— Стало быть, слышишь?

— Стало быть, слышу, — согласилась я.

— А чего тогда молчала? — мрачно спросил он.

— Ну, я сравнивала, — созналась сонно.

— Сравнивала что? — снова голос требовательный, сразу очарование теряется, и уже понимаешь, что не охранябушка это, а Агнехран-маг.

— Глаза ваши сравнивала, — раздражённо ответила я, и голову повернув, уткнулась лицом в рубашку маговскую.

И хорошо так.

И спокойно. И вот так отдыхать мне понравилось больше, чем в глазах ведьмы тонуть, и безопаснее оно как-то.

— И… как? — вопросил Агнехран.

— Твои лучше. Нет у ведьмы красивше, с этим не поспоришь, но твои роднее, и добрее, и лучше. Хоть ты и маг.

Хмыкнул, к себе на миг так крепко прижал, что не вздохнуть, но сразу помягче стал, хоть и не отпустил. А я тогда уж и спросила.

— А что ты тут делаешь? Это ж лес Заповедный.

Усмехнулся снова, к виску моему губами прикоснулся, и прошептал:

— А до леса Заповедного, Весенька, ты два шага не дошла.

Вот тут-то я глаза и открыла.

Смотрю — а надо мной полог натянут тканевый, светлый такой, да со знаком маговским. Голову приподняла, гляжу — маги лагерь прямо под лесом разбили, ходят по-деловому, столбы какие-то заклинают. На лес свой поглядела — там, слава силам небесным, Лешинька мой стоит. Злой аки дьявол какой, которого посреди сна разбудили, да к работе приспособили. В руках клюка яра Гиблого, с правой стороны от него Ярина стоит, нервная, слева Леся, вот она счастливая, делает предположения по поводу того, что мы тут скрытые ото всех делаем, и предположения те — одно другого пошлее.

«Лешинька, очнулась я» — сообщила другу сердешному.

Тот облегчённо выдохнул, глаза прикрыл, и поняла я — сам едва держится.

«Что случилось-то?» — вопросил он.

«А мне бы и самой понять, — призналась ему. — Догадки смутные есть, но обмозговать то надо, обдумать крепко».

«Пока что так вижу, — ответил Лешинька. — Водяной да болотники Гиблый яр серебряной водой наполнять начали. От воды той только нежити только и вред же, но от чего-то по нам удар пришёлся. От чего так?»

«Не знаю, — призналась я».

«Архимаг с тобой?» — зло спросил леший.

«Он».

«А аспида не видать, к слову».

«Да и не велика потеря», — ответила я. И тут же спросила: — «А он в порядке?».

И глухое рычание из самого леса мне послышалось.

«Был, меня поднял, да и исчез в портале алхимическом.»

«Значит в порядке», — успокоилась я.

«В лес вернись!», — потребовал леший.

А я глаза открыла.

И утонула. Или взлетела. Или ещё что-то, но я или парю, или плыву, или лечу — хорошо так. Охранябушка мой, без глаз подведённых, в рубашке белой шёлковой, чёрные волосы чуть растрепались, а взгляд добрый такой, и улыбка тёплая. Не удержалась я, руку протянула, к улыбке прикоснулась, и на улыбку его, своей улыбкой ответила.

— Хорошо с тобой, — прошептала тихо.

— Вот и мне с тобой, — сказал он в ответ.

Я руку уронила обессиленно, да теперь груди его касалась, а там под пальцами биение сердца ощущалось, да я и ладонь прижала чуть крепче. А он своей накрыл, и с силой прижал, и спросил вдруг:

— Чувствуешь, как бьётся твоя собственность?

— Почему это моя? — возмутилась я сразу.

Потому как если собственность, это же мне ответственность нужно нести же.

— Потому что это сердце — твоё, — спокойно сказал Агнехран. — Для тебя бьётся, и всегда для тебя биться будет.

Я руку быстренько-то и убрала.

Маг настаивать не стал, и продолжать тоже, лишь сел удобнее, спиной о столб полог удерживающий опираясь, подушку на которой я лежала поудобнее перехватил, да и спросил о делах:

— Что произошло?

— Вот если бы я ещё и знала, — созналась виновато.

А лишь попыталась приподняться, охранябушка удержал, затем магией притянул к себе кувшин с бокалом хрустальным, воды в бокал налил, мне подал. Пить вот очень хотелось, но едва к губам вода прикоснулась — чуть не обожгла. Я дернулась, маг быстро ту воду от меня убрал, другой кубок притянул. И вот в нём было вино.

— Пей, в нём серебра нет, но и в воде его практически не было, — сказал Агнехран сдержанно, только в той сдержанности напряжение ощущалось. И тревога.

А я, пить собравшаяся, вдруг на руку свою посмотрела — она была вся рука как рука, да только на самых кончиках ногти чёрные. И я вдруг поняла — чёрные они не от клюки, и не синяки это подногтевые… это скверна. Это могильная чернота. Это признак нежити!

— Пей, — потребовал маг.

Молча я выпила, бокал ему вернула, да и села, на руки свои глядя внимательно. А потом вдруг поняла — руки, это ведь только вторая стадия. Первая — глаза. И я на мага посмотрела потрясённо, и спросила хриплым шёпотом:

— Охранябушка, что с глазами моими?

— Глазки? — он вгляделся оценивающе и уверенно сообщил. — Очень красивые глазки. Мне нравятся.

Глянула на него с подозрением, только вот врать мне не стоило.

— Speculo! — выкрикнула заклинание, словно в другой жизни изученное.

Да едва зеркало появилось передо мной — содрогнулась. Глаза у меня были чёрными. Самыми что ни на есть чёрными! Без белка, без зрачков. Чёрные. Абсолютно чёрные. И губы им под стать — на белом бледном лице они чёрными казались! Я… стала нежитью. Вот почему Агнехран закрыл меня и от своих и от моих, вот почему не отпускал, вот почему…