Таня Свон - Кровь королей [litres]

« Когда жила? – удивился внутренний голос. – А разве было что-то, кроме этого? Было что-то, кроме дома?»

Веки снова сомкнулись, но я не погрузилась обратно во тьму. Перед глазами яркими вспышками кинопленки пронеслись кадры воспоминаний. Они походили на далекий, страшный сон, который не хотела бы прожить вновь, но сердце все равно тоскливо сжалось.

Вампиры, Химеры. Сэйки. Неужели ничего этого не было? Нас не было?

Я заворочалась. Хотела потянуться рукой к лицу, чтобы стереть почему-то выступившие слезы, но тело не слушалось. Мне хватило сил лишь на то, чтобы чуть приподнять руку, но она тут же упала обратно.

«Мама!» – хотела крикнуть я, но с онемевших губ сорвался глухой хрип.

Паника окутала сердце тугими лентами. Казалось, я вот-вот разревусь, но вдруг послышался скрип. Кто-то сидел на стуле у изголовья моей кровати, но я не могла даже голову повернуть, чтобы увидеть кто.

Первым, что я ощутила, был запах корицы, и от этого до боли знакомого аромата в животе заплясали бабочки. Потом был шорох покрывала и шершавая ладонь, которой кто-то нерешительно коснулся моего лица. Осторожно, словно боясь, что это причинит мне боль. Но я не вздрогнула, ощутив лишь тепло и нежность, от которых почему-то захотелось плакать.

– Сандра? – тихий, с хрипотцой голос заставил сердце споткнуться.

Я узнала его. Парень из моих снов, с которым не могла остаться из-за жестокой магии.

Он повернул мою голову, чтобы взглянула в его лицо. Комната, которая оказалась совершенно незнакомой, заплясала от этого крохотного движения. Но я четко увидела серебро глаз, в которых плескалось волнение.

– Тебе не больно? – Парень провел дорожку от моей скулы к губам. Коснулся выступающего острого клыка и улыбнулся, когда я мотнула головой.

«Мне не больно», – хотела сказать я, но вдруг снова провалилась в сон.

В этот раз я действительно спала. Меня не утягивала темнота. Вместо пугающего забвения меня убаюкивали сны, в которых стояла на краю крыши вместе с молодым черноволосым чародеем. Он обнимал меня, прижимая к своей груди, а ветер играл в моих волосах.

Мы смеялись, а с неба на нас смотрела бледноликая луна.

Когда я снова открыла глаза, слабость была уже не такой сильной. Кто-то обнимал меня, лежа совсем рядом и согревая теплом своего тела. Чья-то рука покоилась на моей талии, и наши пальцы были переплетены в замок.

Я зашевелилась, чтобы сменить неудобное положение, и замерла, когда надо мной вдруг навис тот самый парень из сна. Одной рукой он упирался в подушку у моего лица.

– Тебе лучше? – почему-то спросил брюнет с серебряными глазами, а я с удивлением заметила, что его шея покрыта укусами. – Дать еще крови?

Глупо моргнув, я уставилась в серые глаза, что цепко изучали мое лицо. Парень, не дожидаясь, пока все-таки что-нибудь скажу, сел на колени и оттянул воротник. Только сейчас я заметила, что один из рукавов свободной темной футболки болтался пустой. Левая рука брюнета отсечена под самое плечо.

Кожа покрылась ледяными мурашками, и с губ вдруг сорвалось его имя:

– Нокс…

Он вздрогнул и замер. Серебро в его взгляде расплавилось и мягко заблестело от тепла, которым наполнился взор парня. Он улыбнулся и снова лег рядом со мной, подставляя шею:

– Я уже боялся, что ты так и не заговоришь.

Нокс единственной уцелевшей рукой подхватил мой затылок и прижал меня ближе к себе так, чтобы мои губы коснулись его шеи. Я не сразу поняла, чего Нокс хочет, и осторожно поцеловала израненную кожу.

– Кусай, – рассмеялся он, – нежности потом. Сначала тебе нужно восстановиться.

Принять, что мои воспоминания были не видениями, а реальностью, оказалось проще, чем то, что проспала три года.

Три года мое тело привыкало к силе Нокса. Три года он ежедневно следил за моим состоянием, выхаживал и поил своей кровью, если мне становилось хуже. Три года он верил, пока все остальные ставили на этой затее крест.

Постепенно все мои воспоминания вернулись, и я много расспрашивала Нокса о том, что случилось со всеми нашими друзьями за это время. Он охотно отвечал на мои вопросы. Рассказал, что Бастьян стал генералом штаба обороны. Что Милли ушла от Химер и на накопленные сбережения открыла свой бар. Поделился, что после того, как выбрал меня, его общение с Одри сошло на нет. Однако от Феликса Нокс узнал, что они с вампиршей остались в опустевшем лагере и полностью переделали его. У Химер началась новая жизнь.

Я с удовольствием слушала истории о том, как Нокс за три года получил заочное образование и теперь помогает Бастьяну с бумагами. О достижениях Милли, которая через эххо узнала о моем выздоровлении одной из первых и сразу же передала радостную новость всем остальным.

«Устроим вечеринку!» – прощебетала она, но я пока не была готова к празднествам.

Нокс проводил со мной все время, помогая вернуться к нормальной жизни. Болтал, не умолкая, и заставлял разговаривать меня, чтобы я снова научилась это делать хорошо, а не запиналась на каждом слоге. Мы обсуждали все: вид из окна на центр Нью-Сайда, погоду, политику нового короля, смягчение правил для вампиров, рухнувшую три года назад экономику и то, как она вновь поднялась сейчас.

Но я никогда не заговаривала о Дакоте или Хагене, хотя Нокс упоминал, что квартира, в которой мы живем, – подарок от короля.

– Есть еще кое-что, – однажды сказал Нокс, пока мы, сидя в кровати, уплетали еще теплые вафли. – Но этот подарок от Хагена получишь, когда полностью восстановишься.

Я отдавала реабилитации все силы. Самой не терпелось наконец начать полноценно ходить и чувствовать, что тело принадлежит мне целиком. Но в то же время я боялась, что следующий подарок Хагена – это встреча с ним.

Однажды я увидела его в эфире по телевизору. Хаген ничуть не изменился, хотя прошло три года. Все та же идеальная осанка, непроницаемая мимика, идеальный платиновый зачес и взгляд, в котором теперь невольно читала отголоски боли одиночества.

Каждый раз, когда Хаген смотрел в камеру, мне казалось, что он глядит на меня. От очередного его взгляда внутри все перевернулось, и я переключала канал.

Простил ли Хаген мой выбор? Понял ли, почему поступила именно так?

Возможно. Но чтобы не терзать нас обоих, я предпочту никогда не задавать эти вопросы даже себе.

С каждым днем ходить у меня получалось все лучше. Я легко и без помощи Нокса добиралась до зеркала в коридоре, в которое всегда заглядывала со смешанными чувствами.

Я помнила себя с покрашенными в розовый волосами. Но отражение выдавало правду – я провела три года в забвении. За это время волосы стали длиннее, розовой осталась лишь нижняя половина локонов, а выше уже отрос мой естественный цвет.