Леока Хабарова - Юнит

– Спасибо.

Над губами юнита остались белые усы. Повинуясь какому-то неведомому порыву, Маргарита протянула руку и стерла эти следы большим пальцем.

– Софи – это твоя невеста? – осторожно спросила она.

– Да, – ответил он так, что Рита сразу поняла: лучше его об этой Софи не спрашивать. По крайней мере, пока.

Да что же это за импульсы, которые такие горькие воспоминания продуцируют? Безобразие!

– Мне жаль, – прошептала Маргарита, хотя разум кричал, что никакой Софи не существует вовсе и жалеть не о чем.

Семь-два-семь уставился на нее долгим пристальным взглядом. Беликова ответила точно таким же. На несколько бесконечных секунд их окутала тишина, наполненная звуками фальшивой грозы.

Когда губы их оказались в опасной близости, киборг сглотнул и кадык его дернулся.

– То, что я хочу сделать сейчас, очень неправильно, – еле слышно прохрипел он, прожигая Маргариту потемневшими до черноты глазами. – Вы… понимаете меня, Рита?

Нет!

– Разумеется. – Она выдавила улыбку. – Спокойной ночи… э…

Беликова запнулась, а Семь-два-семь хмыкнул.

– Что ж, похоже, вы тоже не знаете моего имени… – Он обреченно вздохнул. – А я-то уж надеялся, что когда-нибудь вы все-таки произнесете его и… дадите мне хоть какую-то подсказку. А теперь придется сознаться – я не помню, как меня зовут. Какой позор, господи!

Он уронил голову на руки.

– Ничего. – Рита осторожно коснулась твердого плеча. – Такое бывает. Память восстановится… со временем.

– Правда? – Вспышка молнии вернула глазам юнита их истинный голубой цвет, и Маргарита замерла под пронзительным взглядом. Чистым, словно воды великого Байкала.

– Правда, – кивнула она, игнорируя визжащую совесть. – А теперь ложись спать. Утро вечера мудренее.

– Мне категорически не нравится эта затея, Белка, – нахмурился Павличенко и сложил руки на груди.

Рита ответила ему взглядом, полным наивного непонимания. Мол, с чего бы?

– Давно ли ты позабыла основы научной этики? – прошипел Паша, нависая над ней грозовой тучей. – Семь-два-семь должен оставаться для тебя предметом исследования. Им и только им. Дав ему имя, ты начнешь воспринимать его как… как…

– Как человека, – подсказала Маргарита. Она бросила взгляд на юнита, который прилип к здоровенному иллюминатору лабораторного отсека и созерцал бескрайнюю сине-черную даль. – Предлагаешь называть его порядковым номером?

Павел смухордился, будто целиком сжевал лимон.

– Вот и я о том же, – вздохнула Рита. – Нельзя, чтобы Семь-два-семь усомнился в своей человеческой природе. Иначе вся твоя концепция рухнет.

– Ты привязываешься к нему? – строго спросил Павличенко.

– Ни в коем случае, – криво улыбнулась Беликова, не отрывая глаз от широкой спины. Под футболкой угадывались твердые мускулы. – Я цинична как никогда. Наш нестандартный киборг для меня просто объект и ничего более.

Павличенко с сомнением покачал головой.

– Чаю налить?

– Давай, – сказала Рита. – Мне с лимоном, ему – без.

Паша тихо, но ядрено матюгнулся.

Маргарита приблизилась к подопечному. Захотелось коснуться, провести ладонью по рельефным бицепсам, и чтобы сдержать этот глупый порыв, Беликова сложила руки на груди.

– Любуешься?

– Да… – Брюнет продолжал рассматривать лишенный жизни вакуум. – Есть в космосе какая-то удивительная притягательность. В нем чувствуется сила, не находите?

– Раньше он казался мне прекрасным, – ответила Маргарита.

– Раньше? – Голубые глаза уставились на нее.

– В детстве я прочла с полсотни книг о космических приключениях, – пожала плечами Беликова. – Тогда мне казалось, будто полет в космос – предел мечтаний. Неизведанные дали, загадочные планеты, удивительные странствия… А на деле… На деле вот. – Она кивнула на черноту за бронестеклом. – Пустота. Ни жизни, ни света… ничего. Полное абсолютное ничто. Все путешествия ограничены станцией, на которой обитает горстка людей… и куча бесчувственных роботов.

Она осеклась. Отвернулась.

– Наверное, больно разочаровываться в том, во что свято верил… – изрек киборг, убежденный в том, что он – человек.

– Наверное, – согласилась Рита и кое-как выдавила улыбку. – Удалось вспомнить что-нибудь?

Юнит сморщил лоб и снова уставился в иллюминатор.

– Я помню скорость, – сказал он, напряженно глядя в темноту. – Такую, что внутри все холодеет. И еще голос в шлемофоне… Голос Софи. А потом… Взрыв, слепящий свет и… и все.

«Вот тебе и мнимая память, – подумала Беликова. – Слишком уж складно для системного сбоя».

– А имя? – спросила она. – Имя вспомнить удалось?

– Нет, – ответил киборг и помрачнел.

Беликова изобразила улыбку. Взяла подопечного под руку.

– Надо же мне как-то тебя называть, – скривила она губы. – Хотя бы чисто условно.

Киборг остановился и так посмотрел на нее, что у Риты едва колени не подогнулись.

– Предлагаю Джон Доу! – Павел бесцеремонно нарушил их тет-а-тет. – Так в саксонском праве неопознанные тела называют.

– Очаровательно, – выцедила Маргарита и злобно зыркнула на друга.

Тот состроил морду.

Однако Семьсот двадцать седьмой не заметил их переглядываний.

– Вам правда нравится, Рита? – спросил он с наивной серьезностью.

– Нравится? – Павличенко по-свойски обнял ее за плечи. – Да она просто в восторге! Пошли чай пить, пока не остыл.

– Любые мелочи играют роль, – со знанием дела заявил Пашка и подался вперед, чтобы прихватить очередную зефиринку. Третью по счету. – Пусть это, как ты говоришь, осколки, но и они важны.

Киборг, двадцать минут назад принявший имя Джон, сосредоточенно нахмурился. Закрыл глаза.

– У моей бабушки была собака с короткими лапами, – сказал он.

– Обалдеть можно, – выдохнул Павличенко. – Белка, ты фиксируешь?

– Почему вы все время называете госпожу Риту белкой? – озадаченно уставился на него Семь-два-семь.

– Т-товарища… – машинально поправил потомственный казак и растерянно моргнул.

– Это прозвище такое, – пришла Рита другу на помощь. – Это не обидно, Джон. Просто у меня фамилия – Беликова.

– Рита Беликова, – медленно повторил юнит. – Все равно не понимаю, при чем тут белки.

– Не бери в голову. – Беликова накрыла рукой ладонь подопечного. Жест вышел скорее интимным, чем дружеским. – Паша просто шутит. Лучше вспомни еще что-нибудь.

И он вспомнил.

И собаку с короткими лапами по прозвищу Багет. И то, что в детстве бабушка поила его на ночь теплым молоком. И школьную футбольную команду. И то, как он мечтал стать пиратом, но в итоге поступил в летное училище. Еще почему-то Джон вспомнил формулу сокращенного умножения, доказательство теоремы Пифагора, кучу всего из физики, пару сонетов Шекспира и даже один стих Есенина.