Леока Хабарова - Юнит

Он на мгновение залип и сморщил лоб.

– А еще мне снились вы, Рита.

– В самом деле? – Беликова скрестила руки на груди. Это интересно!

– Я видел, как вы уходите… – прошептал Джон, нахмурив брови и устремив взор глубоко в свои мысли. – Вас уводил от меня Паша, ваш друг. А я стоял в странном высоком аквариуме. Вы заплакали. Мне хотелось успокоить вас, но я не мог говорить: какая-то штуковина на лице мешала. Тогда я поднял руку, но было слишком поздно… Вы ушли, а я остался там один, в темноте…

Рита стояла у панорамного иллюминатора обсерватории, скрестив на груди руки, и сосредоточенно вглядывалась в безжизненное космическое пространство.

– Почему ты назначила встречу именно здесь? – Павел встал рядом и нахмурился.

– Слепая зона, – ответила Рита, не повернув головы. – Нас здесь не видно и не слышно. Но только в пределах квадратного метра. Так что не дергайся особо или беседовать придется в холодильных камерах пищеблока.

– В холодильных камерах? – Павличенко вскинул брови.

– Там вторая слепая зона, – пояснила Рита. – Ты принес, что я просила?

– Нет. – Павел тоже скрестил руки на груди и напустил сердитый вид. – И вообще вся эта затея мне крайне не нравится. Почему бы просто не дождаться шефа?

Беликова гневно зыркнула на него:

– И что ты предлагаешь ему сказать? Что мы обнаружили среди киборгов живого человека с модифицированным телом и искореженным сознанием?

Павел сник. И Рита хорошо понимала почему: подобные опыты над людьми находились под строжайшим запретом на всех планетах системы, а полагалась за них высшая мера – гражданская казнь и публичная атомизация. И если шеф в этом замешан…

– Ты… точно уверена, что Джон… человек? На сто процентов?

– На сто пятьдесят, – ответила Маргарита. – Мой визит в лабораторию после аварии – реальность, а не продуцируемый импульс. А значит, память у Семь-два-семь хоть и дырявая, но вовсе не мнимая. Он – человек, Паша. Все признаки налицо: личностный конструкт, эмпатия, рефлексия. И я должна ему помочь.

– Должна? – Павличенко схватил ее за руку и горячо зашептал: – Ничего ты ему не должна, Белка! Опомнись! Ты ставишь под удар репутацию «Юниверсума»! Левандовский никогда не простит тебе этой выходки. Сама знаешь.

– Знаю, – кивнула Рита. – Но не могу иначе.

– Потому что влюбилась?

Беликова невесело усмехнулась и покачала головой. Зачем только призналась Пашке в самом сокровенном? Дура!

– Нет, не только поэтому, – сказала она тихо, но твердо. – А потому еще, что не могу равнодушно пройти мимо того, кто попал в беду и нуждается в помощи. Разве твоя религия этому не учит?

Павличенко побагровел, а Беликова хмыкнула. Она прекрасно знала, что Павел носит под униформой нательный крестик, а в ящике стола хранит две маленькие иконы.

– Учит, – выцедил он. – Но вот о том, как раздобыть пропуск в «Альфа»-сектор, в Библии не сказано ни слова. Ты попросила меня о невозможном, Белка. Достать фальшивый ключ мне не под силу.

– Что ж… – Маргарита вздохнула. – Значит, придется обсудить этот вопрос с нашей драгоценной Коброй – Фаридой Ильдаровной.

– Ты… – Павличенко сглотнул. Черные глаза округлились. – Ты что… х-хочешь подключить К-ком-митет?

– Похоже, ничего другого не остается.

– Хорошо, – выдохнул Павел. – Твоя взяла: добуду я тебе пропуск. Но перед тем как отправишься в «Альфа»-сектор, выслушай меня, Белка. И выслушай максимально внимательно.

Рита встретилась с ним взглядом. Черные глаза лихорадочно блестели.

– Прошу тебя… – прошептал Павличенко и как-то странно передернулся. – Оставь эту затею. Твой парень – киборг. Клянусь тебе. Богом клянусь. А ты ставишь себя под удар, пытаясь спасти его. Ты даже не представляешь, во что ввязываешься…

Он облизнул губы и приготовился выдать следующую тираду, но помешал браслет.

– Паша! – Левандовский не кричал. Рычал. – Ты нужен мне немедленно! Чтобы через три минуты явился в «Бета»-сектор! Быстро!

Шеф отключился, а Риту пробил озноб.

– Он что, вернулся с Марса? – спросила она, опасливо косясь на браслет. – Уже?

– Н-нет… еще нет, – отозвался Павличенко и кашлянул, прочищая горло. Похоже, заканчивать пламенную речь казак резко передумал. – С патентом возникли проблемы, и шеф перенес сроки вылета. Подумай над моими словами, Белка. Крепко подумай, хорошо?

– Хорошо, – согласилась она. – Но пропуск ты мне все-таки достань.

Зрелище открывалось фееричное. Раскорячившись самым немыслимым образом, Джон втиснулся в техноблок двухпилотного «Маэстро». Что именно он там делал, оставалось загадкой, но ковырялся на редкость увлеченно.

Резо смотрел на Семьсот двадцать седьмого взглядом тренера, наблюдающего за успехом подопечного легкоатлета.

– Все под контролем? – поинтересовалась Рита, сардонически выгнув бровь. Будь у Резо дети, вряд ли он любил бы их больше этих гигантских суборбитальных птиц.

– Вах! – ухмыльнулся товарищ Долидзе и сложил руки на могучей татуированной груди. – Парэнь знает, что дэлать. И дэлаэт хорошо.

– Он сказал, ты разрешил ему стартовый вылет.

– Так и ест, душа моя!

Беликова нахмурилась. Вот же… Беспамятный пилот за штурвалом боевого космического перехватчика… Жуткое дело!

В брюхе «Маэстро» загремело, послышался глухой удар и смачные ругательства. Ничего подобного Рита от Джона до сих пор не слышала. Она хмыкнула, смерила Долидзе долгим взглядом и тоном, спокойным, как течение Волги среди Каспийских равнин, спросила:

– Если бы тебе сказали, что он киборг, ты бы поверил?

Мохнатые брови сошлись над массивной переносицей.

– Чито?

– Мог бы, по-твоему, наш стажер быть киборгом? – повторила Маргарита, понизив голос.

Резо уставился на нее своими пугающими бинокулярами. Сморщил лоб гармошкой и, выждав долгую секунду, басовито хохотнул.

– Нэ-э-э, – протянул он и отмахнулся. – Нэ мог. Никак нэ мог.

– А вдруг его любовь к самолетам и технические навыки – всего лишь часть программы?

– Исключэно, – уверенно заявил Долидзе. – Любовь к нэбу – это как любовь к матэри, душа моя. Такое не подделаэшь.

– И все-таки…

Резо приобнял ее волосатой ручищей:

– Бэлочка-а-а! Ты знаэшь, что такое чэрный ящик?

Маргарита угрюмо глянула на бортинженера и, вздохнув, небрежно бросила:

– Такое даже карапузы из ясельных групп знают. Это бортовой самописец.

– А как выглядит чэрный ящик, душа моя?

Беликова нахмурилась. Что за дурацкий вопрос!

– Ну… он черный, – сказала она, судорожно пытаясь сообразить, в чем именно подвох, – и он – ящик.

– Во-о-от! – протянул Долидзе и щелкнул ее по носу. – Ничэго ты нэ знаэшь! А он… – Резо кивнул на ковыряющегося в потрохах самолета Джона. – Он сразу знал.