Надежда Соколова - Полюбить ведьму и выжить

Поэтому слова деда о Глашке и телятах я восприняла как шутку и решила ее поддержать. Думала, выйдем из дома, оглянемся, посмеемся все втроем.

Вышла. И тут же встала, как вкопанная. Домик окружал лес. Густой такой, сквозь него и не продерешься. Небольшая полянка прямо перед жилищем практически не обогревалась солнцем. Вокруг — приятный полумрак. И узенькая ниточка дороги впереди. Причем появилась та «ниточка» только после того, как мы спустились по ступенькам. Чертовщина какая-то.

— Ну что встала? — буркнул недовольный незапланированной задержкой дед, — там, небось, Глашка уже голос сорвала!

Глашка, да. Телята…

Голова закружилась, но я лишь еще крепче стиснула руку дочери и заставила себя шагнуть на тропинку.

Шли мы минут десять. Дочь пришлось отпустить — на тропинке вдвоем мы не помещались. Так что впереди шагал Пихто, за ним — Ника, в конце плелась я.

Запретив себе думать о реальности происходящего, я тщетно пыталась понять, чем могла помочь непонятным Буренке и Глашке. Скромная учительница истории в средних классах общеобразовательной школы, от медицины и травничества я была так же далека, как Земля — от Солнца. Но вот иду же, якобы в деревню, с сумкой, а в сумке настойки. А ну как не ту настойку дам? И кому отвечать за возможные последствия? Правильно, мне…

Я тихонько вздохнула. Лес ответил шумом листьев.

Раз шажок, два шажок, три… — так в детстве я учила ходить Нику, теперь же, словно деревянная, переставляла ноги сама. Густые деревья постепенно поредели, впереди показался небольшой зеленый луг с травой по колено. За ним вроде бы деревня. По крайней мере, крыши видны были издалека.

Место появилось, и я решительно схватила за руку шедшую впереди дочь. Она только мученически вздохнула, но вырываться не стала, понимала: бесполезно, тем более в моем нынешнем состоянии.

Дошли мы до деревни довольно быстро, я успела придумать всего два сценария дальнейших событий: негативный и сильно негативный. До очень сильно негативного пока не дошла.

Деревня гостеприимно встретила нас крытыми соломой крышами, лаем собак и воем.

— Глашка воет, — сходу определил наш провожатый.

Дородная бабища минимум в три моих обхвата сидела на пыльной земле возле хлева и ревела с подвываниями. Рядом с растерянной мордой стояла корова. Телят я не заметила.

— У-у-у! — выла баба

— Му-у-у-у! — вторила ей корова.

— Простите, — почувствовав толчок в спину от Пихто, робко обратилась я к сельскому дуэту, — вам плохо?

— Телок… — еще активней зарыдала баба.

— Что телок? — не поняла я. — Помер?

— Типун тебе на язык! — мгновенно замолчала и сразу же взвилась баба. — Шесть ног у него! Шесть! И где эту Ягу носит?! Обещала же помочь, когда моя Бурёнка… Когда срок подойдет… — вновь залилась горькими слезами собеседница.

Из просторного деревянного хлева за спиной бабы послышалась непонятная возня, потом оттуда выглянула довольная мордашка вымазанной в грязи Ники.

— Мама! Тут теленок! На шести ногах!

Я снова вздохнула. А ведь и джинсы, и майка у ребенка еще час назад были чистыми. Вот отвлекись на секунду, и эта егоза на край света умчаться успеет…

Сумка с лекарствами оттягивала плечо. Я нерешительно посмотрела на продолжавшую прочувствованно выть бабу, перевела взгляд на темное «нутро» хлева, почувствовала очередной толчок от Пихто и, сняв с плеча это сборище склянок, принялась там копаться в надежде отыскать что-нибудь подходящее.

К моему удивлению, и склянки, и колбочки, и пузырьки оказались подписанными.

«От гнева», «для доброты», «после ссоры», «грусть и сон», «множество улыбок», «веселый смех», «легкий шаг»… Оригинальное у Юли чувство юмора.

На глаза попался небольшой фигурный флакончик, весело переливавшийся в лучах полуденного солнца.

— «Успокой-настой», — прочитала я, пару секунд посомневалась, боясь представить себе возможные последствия ошибки, потом все же повернулась к сопровождавшему меня деду. — Во что налить…

— Так отдай, — небрежно отмахнулся Пихто.

Ладно, как скажете. Открутив завинчивавшуюся крышку, я аккуратно подала флакончик ревевшей бабе.

— Вот, выпейте, вам станет легче.

Честно говоря, я очень сильно сомневалась, что сидевшая на земле профессиональная истеричка меня послушает. Но уж слишком сильно хотелось домой, пусть и в неказистый домик Юльки. Нужно было отдохнуть и всё обдумать.

К моему удивлению, баба выть перестала, взяла двумя толстыми пальцами небольшой флакончик и покорно опрокинула его в себя. Затем она резко мотнула головой, встала и как робот зашагала к высокому деревянному дому возле хлева.

— Ника, — позвала я дочь, внимательно наблюдая за бабой. Не нравилась мне ее походка, что-то неестественное в ней было, — заканчивай играть. Мы уходим.

— Ну мам, — выглянула из хлева радостная чумазая дочь, посмотрела на мое решительное лицо, тяжело вздохнула и покорно поплелась назад рядом со мной.

Добрались мы без приключений, по той же вьющейся между деревьями тропинке, по которой шли в деревню, правда, уже без Пихто. Он, выполнив свою миссию, просто исчез, растворился в воздухе, заставив дочь восхищенно присвистнуть. Одергивать Нику я не стала — сама находилась в подобном состоянии.

— Мам, а где наша машина? — дочь оглянулась вокруг, едва зайдя в огороженный высоким частоколом двор.

— Понятия не имею, Ник, давай сначала пообедаем, потом будем думать, что делать дальше, — устало потерла я лоб ладонью.

Девятилетний ребенок радостно подхватился и ураганчиком умчался в дом. Я, оставшись наедине с собственными скакавшими галопом мыслями и густым лесом, на несколько секунд прикрыла глаза. Увижу Юльку — придушу собственными руками. Или понос нашлю. Ведьма я, или кто? Это ж надо было так подругу подставить. Баба Яга недоделанная. Чтоб ей икалось пару суток без перерыва.

Из дома донеслись шум, крики, затем — звуки, напоминавшие битье посуды. Я встряхнулась, повернулась и решительно направилась к ступенькам. Не знаю, кто и что там бьет, но придушу любого.

Зашла. Оценила раздрай. Отыскала виновников. И кот, и дочь, секунду назад весело носившиеся по всему помещению, замерли столбиками.

— Ника, останешься без ужина. Ты, как тебя, запру в комнате и мышей давать не стану. Вон оба!

Как я не сорвалась на крик, сама не понимаю. Два бессовестных разрушителя тихонько, почти неслышно, прошмыгнули во двор. Я тяжело вздохнула: порванный острыми кошачьими когтями и каим-то чудом скинутый на пол тяжелый матрас, деревянный остов кровати, весь исцарапанный, побитая глиняная и фаянсовая посуда, черепками валявшаяся у окна, опрокинутые стулья и пустой, уже негостеприимный стол, разодранные в клочья занавески, сиротливо лежавшие на полу… В груди поднялась буря возмущения. Что подруга, что дочь — напакостили, и в кусты! А мне тут корячиться, убирать! Да я!..