Диана Хант - Сердце Зверя

Возможно, устоять удалось потому, что тем, кому нужна была моя помощь, было хуже.

Те солдаты, что держались на ногах, усиленно помогали вместе с нами. Зализывали раны. Накладывали повязки. Извлекали обломки стрел и копий.

Мы не делали разницы между своими и вражескими воинами.

Наверное, поэтому дальше, вместе с нами по человеческим землям, пошли люди.

Мы уверенно приближались к границе Панемуса, территории Церкви, которая прилегала к Ньюэйгрину, моему герцогству, месту, где располагался Источник.

Я уже знала, что это рядом, совсем близко с тем местом, где в моих видениях появлялся отец в последний раз. Когда-то герцогство Ньюэйгрин граничило с Заповедными землями. Но потом год за годом жрецы Аты оттесняли свободный народ в резервации. Оторвав благородных волков от Источника, они продолжали их теснить. Дальше и дальше.

По дороге нас атаковали проклятой магией.

Полчища ворон, отвратительно каркающих и хлопающих крыльями, норовящих выклевать глаза, сеяли в наших рядах панику.

Прежде, чем удалось объяснить всем, что это всего лишь иллюзия, две волчицы успели пострадать. И нам еще повезло, что свободный народ — эмпаты, которые слышат и чувствуют друг друга. Поэтому достаточно было сказать Зверю, как он ту же передал вожакам стай, а те — солдатам. Но короткого замешательства хватило, чтобы сделать вынужденную остановку и оказать несчастным помощь.

Жрецы Аты, скрывающиеся в лесах, невидимые и вездесущие, словно тени, насылали заклинание «кража жизни».

Я сразу ощутила тревогу и беспокойство, поняла, что что-то не так, остальные нет. Жизненная сила утекала постепенно, почти незаметно. И если бы я не отследила вмешательство практически сразу, пришлось бы задержаться на месте значительно дольше, чем на день.

Пользуясь нашим замешательством, в следующий раз жрецы встретили нас «кличем тишины». Заклинание оказалось самым болезненным, потому что в ужасе, насылаемом безумной Богиней, каждый видел воплощение собственных страхов.

Был ядовитый туман, был дождь мнимых страданий…

К концу пути Зверь нес меня на руках. Я видела, что муж, как и остальное войско, сам с трудом держится. И ничего не могла поделать.

За время перехода по человеческим землям мне не раз приходила мысль, что все это зря. Мы не справимся. Все напрасно. Мы только теряем. Магия безумной Богини сильнее.

А потом вспоминала об отце… О жертве, которую он принес своей жизнью и о величине которой я начинала догадываться только сейчас. Я думала о Звере. О своем народе. Свободном народе. Они имели право на жизнь. На счастье. На свободу.

Я вспоминала, что где-то совсем рядом в наших рядах идет Велес. Тот, кто ни разу не показал, что он — бог. Но кто верил в нашу победу, верил в воплощение пророчества и бился за свободу благородных волков на равных.

Только понимание, что не имею права опускать руки, отступать, отказываться от цели, за которую отец отдал жизнь, помогало гнать от себя мысли о слабости, о поражении.

Как и предсказывал Зверь, пробиться к Источнику оказалось непросто.

В разы тяжелее, чем одолеть войско церковников и королевской армии на выходе из Заповедных земель. И в десятки раз тяжелее, чем пройти через ловушки, умело расставляемые жрецами Аты на нашем пути.

За оплот своей магии Церковь стояла насмерть.

Союз крови чародея с кровью свободной, — прошептала я, плетя заклинание. — С самым сильным из благородных волков…

Я повторяла эти слова, словно боялась забыть, для чего я здесь.

И все равно казалось, что церковники приближаются недостаточно быстро.

На этот раз они хорошо подготовились. Зашли с тыла. Прорвали оборону волков. Убили всех, кто был рядом… Кроме меня. Возможно, я нужна была им живой. Возможно, меня надо было принести в жертву на оскверненном Источнике, нужно было, чтобы я умерла именно на нем. Окропила своей кровью скверну. Помогла восстать Ате.

— С самым сильным из благородных волков, — повторила я и улыбнулась обескровленными губами мысленному образу мужа.

Пора.

Взмахом рук я образовала вокруг себя магический круг. Это заклинание, на подпитку которого практически не требовалось сил и времени, делало меня почти неуязвимой для чужеродных заклинаний и в то же время усиливало урон, который я наносила противникам.

Перекошенные яростью лица. Пораженные безумием глаза, из которых смотрят такие же больные души…

— Луна, я не выдержу. Не выдержу, — пробормотала я и закрыла глаза, чтобы не видеть несущихся на меня жрецов. Не видеть эту фиолетово-черную стену, создаваемую их магией, не вспоминать, как на этом же самом месте стоял когда-то отец. И не выстоял.

Природное чувство времени сказало: пора.

Я открыла глаза и вскинула перед собой руки.

В тот же миг между мной и церковниками возникла стена огня.

Первые упали, скорчившись от смертельных ожогов. Другие отступили.

Стараясь не думать, что делаю, я выпустила цепную молнию.

Тяжело задышала, хватаясь за сердце, раскачиваясь на месте, изо всех сил стараясь не упасть, не покинуть границ магического круга.

Пока я пыталась прийти в себя, цепная молния успела поразить с десяток целей.

Несколько жрецов инстинктивно сбились в кучу.

Я старалась не показать, что заметила это. Метнула для отвода глаз пару огненных шаров по другим и принялась плести самое сложное из всех заклинаний. Огненный метеорит.

Сложность заключалась в том, что мало было сплести заклинание. Нужно рассчитать точку, в которую он ударит спустя десять секунд. А для этого предугадать возможные действия противника.

Промахнешься на метр… И враг отделается лишь легким испугом и продолжит идти.

Мне нельзя было подпускать их к себе слишком близко. Слишком много их. И слишком неравны у нас силы.

Природная интуиция подсказала, что спустя десять секунд они будут рядом. Совсем рядом.

И в последний, решающий момент я навела прицел на собственный круг.

Сначала оглушило грохотом, заложило уши. Затем ослепило.

В следующий миг я прыгнула, и сокрушительный удар огромным огненным шаром пришелся сразу на пятерых жрецов, что успели подступить совсем близко.

А потом подоспели волки.

— Наконец-то, — прошептала я и осела на могучие руки мужа.

— Эя, девочка моя, любимая, ты меня слышишь? — взволнованный голос Зверя доносился словно издалека.

Я открыла глаза.

Фиар вглядывался в мое лицо с затаенной болью в глазах. Он знал, каково мне приходится. Чувствовал. Не мог не чувствовать. Как не чувствовать свое сердце…

Мысль о том, что мужу больно, больно из-за меня, была худшая из всех.

Именно она помогла помотать головой и, почти не морщась, попросить поставить меня на ноги.