Марина Дечко - Дочь алхимика

У дверей снова послышалась возня — это заскочил Славка, принесший целую охапку крупных, совершенно очаровательных бубенчиков. И пока он торопливо наливал воду в вазу, я подхватила один цветок, стараясь спросить как можно обыденнее:

— Славка, ты ведь здесь живешь давно… — Труднее всего было сделать так, чтобы голос не дрожал, и это у меня почти вышло. — Как думаешь, вчерашнее крушение поезда попадет в газеты Петергофа? Или же это — дело обычное?

— Скажете тоже! — громко фыркнув, откликнулся мальчишка. — «Обычное дело»! Последний поезд не доходил до места лет эдак пять назад, точнее даже и не вспомню. Сразу видно, что вы — барышня столичная: все вас удивляет.

— Правда? — Крутя между пальцев стебелек с темносиним бубенчиком, резко дернулась при словах Славки, совсем не заметив, как на коже выступила крошечная капелька крови. И когда малец подскочил к столу, потянувшись к отцовской друзе, торопливо выхватила ее из его рук.

Кровь не просто попала на камень — выкрасила на нем широкую багряную полосу, скользнув в пазы между группами кристаллов. А вслед за этим случилось чудо.

Громко щелкнул незнакомый механизм, заставив друзу зашипеть, зажужжать, — и уже в следующее мгновение передо мною появилось лицо отца, настраивающего кристалл памяти. Руки его порхали вокруг камня, заставляя изображение идти волнами, но постепенно оно стало более четким, позволив разглядеть: хозяин взволнован.

Знакомым голосом с теплыми нотками, почти растворяющимися в словах из-за суеты, отец проговорил:

— Эксперимент «Ливиум-223». Трансформация некоторых представителей группы легких металлов под действием препарата.

Славка ошеломленно притих, остановившись в полушаге от меня. И даже обиженное выражение сошло с его лица, сменившись удивлением.

— Неужели это друза?..

Не обращая внимания на мальчонку, я продолжала наблюдать за крупными размашистыми шагами родителя, которыми он мерил уже виденный мною кабинет. А ведь из-за беспокойства он совсем не заметил, как от нескольких неловких движений обрушил со столов пару склянок с кипящей жидкостью, и та благодатно растеклась по полу, подняв в воздух несколько паровых облачков.

Отчетливо послышался звон бьющегося стекла, но отец обернулся на другое. Входная дверь открылась не им — чужой силой, вспыхнувшей яркой синеватой сферой. А вслед за этим в комнату вошли двое.

Фигуры их были укутаны тяжелыми плащами — по меркам петергофской весны выглядевшими довольно уместно, только что-то в этих людях все же заставило меня насторожиться. Как будто где-то совсем глубоко сворачивалось странное предчувствие, подобное тому, что я уже испытала однажды. Когда?

На память пришла недавняя ночь в родовом доме деда. Странный сон сродни видению и ощущение того, что все вокруг разом становится мне неподвластным. Кажется, отец ощутил нечто похожее, неестественно выпрямившись и высоко подняв подбородок. Боится?

А вот посетители, напротив, чувствовали себя уверенно, снимая плотные накидки. И в первом, мужчине средних лет, мне совсем незнакомом, наметились черты, как будто схожие с беркутом…

— Маркиз Орлов. — Отец говорил ровно, жестом приглашая мужчину присесть. И уже более галантно: — Ваше императорское величество! Чему обязан такой честью?

Я ошарашенно прикрыла ладонью губы, чтобы не вскрикнуть, а Славка с размаха плюхнулся на пол, поджав под себя тонкие ноги. И рот раскрыл, видимо, впервые увидев, как работает известный артефакт.

— Добрый вечер. — Изображение Екатерины Дмитриевны, ожившее в кристалле памяти, принадлежавшем отцу, дождалось ответного приветствия. — Прошу вас, не стоит излишне беспокоиться, граф. В конце концов, наш визит носит неофициальный характер, и цесаревичу знать о нем совсем не обязательно.

Незамысловатая просьба, не исполнить которую будет нельзя, — отец это тоже понял. В покорном жесте склонил голову, все же выдав себя глазами: напряжен. И выжидающе проследил, как императрица нарочито медленно прошла вглубь комнаты, без спроса удобно устроившись на невысоком стуле.

В противовес последней нашей встрече, тогда, в кабинете главы алхимического факультета, она была одета по-простому: в длинное шерстяное платье пурпурного оттенка — конечно, безупречно сидящее на стройной фигуре, только… незамысловатое. И украшений на ней — крошечные серьги с фамильным перстнем императорского дома.

С удивлением отметила, что облик ее, лишенный былого величия и блеска, присущих ей на светском рауте, делал ее слишком схожей с обычной женщиной.

— Вы, верно, догадались о цели моего визита, уважаемый Савелий Яковлевич? Все же величайший ум империи. Ваш ливиум…

— Всего лишь основа для нескольких изобретений. Фонарной иллюминации, к примеру. Или железной дороги. Арки, знаете ли, в разы ускоряют прибытие поездов, — настороженно откликнулся отец. — К тому же лекарство для дочери.

— О ней мы поговорим чуть позже, — пообещала императрица, тут же добавив: — Обязательно поговорим. Но сейчас о другом. Нам нужны ваши разработки. И, как вы понимаете, не только ради освещения Петергофа. Императорская казна почти пуста, а накануне бунта…

Екатерина Дмитриевна специально не договорила: она по-прежнему принадлежала к августейшему роду, и любое ее слово должно четко следовать высокому протоколу, позволив собеседнику додумать неудобные детали за нее.

— Ливиум не трансформирует материю в золото. — Отец не зря так строго наказывал меня за ложь, ведь он и сам лгать, как оказалось, не умел. И мать престолонаследника тут же догадалась об этом.

— Правда? Зайцев сообщил другое…

— Зайцев? — эхом отозвался отец, и черты его лица озарились догадкой. — Ты вот почему вы пришли… пилюли помогали и его дочери сдержать безумие…

— Старый друг, — задумчиво напомнила императрица. — Знаете, Савелий Яковлевич, почему у меня нет друзей? Это как с любовью и ненавистью: всего один шаг отделяет одно от другого. Вот вы, к примеру, тщетно пытались вернуть молодую графиню в род, а она по глупому любопытству раскрыла ваш секрет. А беда секретов в том, что их нужно уметь хранить… Я хочу предложить вам кое-что, граф. Сделку — довольно выгодную, если на нее взглянуть с верного ракурса…

Отец незаметно обернулся в сторону окна. Скользнул внимательным взглядом по почти идеально ровной стене, и поначалу этот взгляд показался мне непонятным. Однако уже спустя мгновение мне удалось заметить крошечную выемку между ровных камней, тотчас узнав ее.

Такая же выемка помогла мне когда-то проникнуть в отцовский дом, уложив фамильный перстень в паз, и я запоздало догадалась: отец готовился к отступлению. Тогда почему не ушел? Не успел? Или же вспомнил обещание Екатерины Дмитриевны вернуться к разговору обо мне?