Елена Тебнёва - Неправильная сказка

— Это же не по правилам! — напомнила я. — Нужно же поодиночке…

Еще одна ступень. И еще…

С Йонто было легко и совсем не страшно.

Впрочем, как всегда.

— Поодиночке мы преодолели гораздо больший путь, чем все лестницы всех храмов Эйторры, — отозвался он. — Теперь — только вместе, Ана.

Вместе.

Уверенный и полный тепла голос, и надежная рука под моей ладонью, и биение его сердца, которое я ощущала всем телом… Все это вновь сделало ночь сказочной, позволило забыть о страхах, расслабиться и насладиться моментом.

Ветер утих. В прохладном воздухе разливались медвяные ароматы, от которых кружилась голова и хотелось улыбаться. Внизу было темно. Вверху тонуло в лунном серебре небо. И храм уже не казался таким недоступным.

Мы шли медленно, не торопясь, и время словно застыло, подыгрывая нам.

Каждая ступень — пройденное испытание.

Встреча, которой не случилось бы, не окажись я в этом мире.

Знакомство, которого не было бы, не вернись Йонто за мной.

Все мелкие и не очень недоразумения, которые пришлось преодолевать, смиряя свой нрав и пытаясь понять и принять другого…

Разлука, заставившая так много переосмыслить.

Йонто прав. Мы слишком долго шли по этому пути в одиночку. И преград было слишком много.

Куда до них каким-то ступеням…

До ворот мы добрались, ничуть не устав, когда небо начало светлеть. Взявшись за руки, перешагнули порог, миновали короткий узкий коридор и оказались в круглом зале с прозрачным потолком.

Посредине во всем своем двуипостасном великолепии застыл каменный Великий предок. Остановившись перед его человеческим обличьем, мы повернулись друг к другу, в полном молчании ожидая, когда купола храма коснутся рассветные лучи.

Здесь было странно. Не темно и не светло. Не холодно и не жарко. Будто безвременье между мирами, но совершенно не пугающее, умиротворяющее даже.

Йонто, в бело-голубом одеянии, щедро украшенном серебряным шитьем, с собранными в низкий хвост волосами и сияющими не хуже луны глазами, казался не менее сказочным, чем все это место в целом.

Я вспомнила, что подумала, впервые его увидев. Мальчик-картинка. С того момента много воды утекло, и мальчик превратился в мужчину. Самого надежного, верного и любимого мужчину во всех мирах. Единственного.

Не знаю, о чем думал Йонто, но от его взгляда сердце билось чаще, а в душе поселилась искристая легкость.

Рассвет наступил внезапно. Обрушился сквозь хрустальный купол ослепительным золотым потоком, окутал нас, скользя по коже, наполняя сердца. Мгновение. Другое. Пронизанная счастьем вечность… И, когда безумие света стихло, на запястьях наших сплетенных рук остались мерцающие узоры. Не такие, как от браслета. Более яркие, живые и теплые. Связавшие нас в одно целое.

Мир изменился. Неуловимо и необъяснимо, но я точно знала: отныне все будет иначе.

Получив благословение Небес и Великого предка, мы покинули храм, но спускаться не торопились. Стояли у самого края выступающей над бездной площадки и наблюдали, как ликующий рассвет омывает пробуждающуюся землю, возвращая ей потускневшие за ночь краски. Ветер, свежий и радостный, пахнущий травами и полевыми цветами, растрепал волосы, остудил пылающие щеки. И я улыбалась. Ясному утру. Принявшему меня миру. Новой жизни.

Нашему бесконечному началу.

— Чего бы ты сейчас хотела? — тихо спросил Йонто, заключив меня в уютное кольцо рук, и я не нашлась с ответом.

У меня было все. Все, о чем я когда-либо мечтала… и даже не могла мечтать, не зная, что так бывает.

Хотя… Одно заветное желание все же было. И почему бы не исполнить его сейчас, в лучащемся силой храме, когда — под влиянием этой силы — в душе ни единого сомнения в собственных возможностях не осталось?

Я повернулась, посмотрела в сияющие глаза… и решительно сказала:

— Раздевайся.

Удивление серебристыми искорками вспыхнуло в медово-карей радужке и тут же в ней растворилось. Йонто молча снял верхнее облачение, длинное, с широкими рукавами, затем — безрукавку, оставшись в тонкой вышитой рубашке.

— И ее — тоже, — нетерпеливо потребовала я.

Он беспрекословно подчинился, зябко поежился — только что проснувшееся солнышко не успело согреть воздух — и вопросительно посмотрел на меня. И его безграничное доверие прошлось по сердцу мягкой пушистой лапкой, вызывая на губах улыбку.

— Постой так, — попросила я, подходя ближе и в волнении сжимая ладони.

Нет! Прочь волнение.

Аштары могли менять мир. Разве нельзя и мне чуть-чуть его изменить?

Чтобы совершить чудо, нужно поверить в него всей душой.

И я верю. Волшебство искрилось в ладонях, волшебство самого мира, ластящегося ко вновь обретенной дочери, готового исполнить любой ее каприз…

Подняв руки, я осторожно, едва касаясь, провела пальцами по линиям ийталя Йонто, от плеч до запястий. Он не вздрогнул, ничего не сказал, стоял, как я и просила, молча, недвижимо, и только взгляд стал растерянным, непонимающим…

Ничего. Еще чуть-чуть. Подожди еще чуть-чуть, пожалуйста. Ты дал мне так много… Что я могу дать взамен?

Только это.

Чудо на кончиках пальцев. Рожденное не Небесами, не Великим предком, а самим миром.

Мир любит меня. А я люблю тебя.

Это — моя любовь.

Золото, наполняющее ийталь. Пробуждающее его.

Ты же чувствуешь?

Чувствуешь. Понимаешь.

И я улыбаюсь, скользя ладонями по ладоням, видя, как исчезают шрамы, как оживают узоры, как меняется твой взгляд…

Тебе не нужна власть. Но ты же не откажешься от крыльев?

— Я хочу вернуть тебе небо, — все-таки ответила на вопрос я и в следующий миг оказалась в крепких объятиях.

Но крылья, взметнувшиеся за спиной, заметить успела.

Синяя гладь теплого моря и лунное серебро.

Красиво. До сбившегося дыхания и слез на глазах.

— Ана… — прошептал Йонто, зарывшись лицом в мои растрепавшиеся волосы. — Ты — мое чудо…

Я счастливо вздохнула, прикрыла глаза, растворяясь в нежности, что мне столь щедро дарили.

Его чудом я быть согласна.

В конце концов, в каждой сказке, даже неправильной, должно быть свое чудо, пусть такое же неправильное, зато настоящее.

Иначе какая же это сказка?