Ларисса Йон - Ривер

Считают. Ревенант не любил предположения. Ему нравились холодные, жёсткие факты. Предположения для придурков.

Но зовите его придурком, потому что поведение Лорелии начало обретать смысл и Рев начал считать, что малыш не превратился в пепел.

Доктор стоял, словно ожидал ответа на плохие новости, и подобный разговор, вероятно, предполагал, что Ревенант должен на это как-то среагировать, так что он вежливо кивнул.

Но внутри всё у него кипело. Лорелия намеренно спровоцировала Всадников на атаку, чтобы добыть себе оправдание произведённого взрыва и того, что украла ребёнка.

Это единственная причина почему она это сделала.

Архангелы планировали провести замену ребёнка Гетель. Умные ублюдки. Поэтому очень плохо, что Ревенант гораздо их умнее.

— А теперь, — продолжил он, покончив с фальшивой вежливостью, — Бласфем.

Призрак обнажил зубы.

— Она для тебя под запретом.

Доктор развернулся и отправился к братьям и сестре. Говоришь, под запретом. Ничего подобного.

Этот Неистинный Ангел заинтриговал Ревенанта. Его раньше так не увлекали, но что-то в Бласфем его задело.

У неё был секрет, и Рев гадал насколько жёстко получится его из неё выбить.

Однако это будет позже. Сейчас более насущные проблемы.

Ревенант повернулся к смотровой, в которой находилась Лимос с Эриком и различным медицинским персоналом. Он начал читать заклинание, пока всё вокруг него не превратилось в гул.

Силой мысли Рев собрал вибрирующий воздух в энергетический шар, помещающийся на ладони.

— Стора илш каапорт. — Невидимый шар вылетел из его ладони и пролетел в палату Лимос, где лёг ей на живот в форме щита. — К чёрту тебя, Лорелия. Ты и твои небесные братья можете поцеловать меня в задницу.

Рёв ярости Рафаэля содрогнул древний храм Карнак, пустил по стенам трещины, обвалил столбы, стоявшие здесь с 1500 года до нашей эры.

Они были в человеческом мире, но оккупированное местечко было шеульским эквивалентом — демонический храм использовался для приношения в жертву беременных женщин.

И они планировали в эту секунду сделать то же самое. Идеально расположились. Даже чёртовы звёзды сошлись в этот день.

Ритуал, который проводили лишь однажды, должен был сработать. Тот ритуал проводил Рафаэль, так что он знал как действовать.

Уриэль схватил его за руку, но Рафаэль так круто развернулся, что у ангела в руках остался шёлковый рукав одеяния.

— Успокойся. — Взмахом руки, Уриэль вернул на колонну двухтонный камень. — Мы здесь не для того, чтобы разрушить это место.

— Нет, — рявкнул Рафаэль, практически задыхаясь от ярости. — Мы здесь, чтобы поменять детей Лимос и Гетель, но ритуал провалился. — Он повернулся к Лорелии, которая стала такой же бледной, как полная луна над их головами. — Что ты сделала? Все заклинания помещения Люцифера в Лимос провалились. Все!

— Я-я… я-я ничего не сделала…

— Утроба Лимос для него недоступна. Должно быть, ты что-то сделала. Это был наш единственный способ уничтожить Люцифера!

— Послушай меня. — Кружевное, цвета слоновой кости платье Лорелии стало грязно-жёлтым, когда она двинулась к Рафаэлю. — Я говорю, что ничего, что я сделала, не могло привести к тому, что тело Лимос не принимает Люцифера. Ничего. Они делят кровь. Её тело должно было это понять.

— Тогда что произошло? — Славные небеса, ему снова хотелось закричать.

Уриэль поправил упавшую статую, а затем вытер руки, как будто только что не двигал пятитонного голиафа.

— Кто-нибудь знал, что мы планируем?

— Кто, например? — спросил Рафаэль.

— Не знаю. — Уриэль был в своей обычной жёлто-коричневой тунике и серых бриджах, и вписывался в декорации, расхаживая по месту в поисках разрушений, которые требовали устранения. Он мог быть раздражающе активным. — Но если кто-то знал, то мог что-то с Лимос сделать.

Лорелия кивнула.

— Вполне возможно, что она приняла травы или какую-нибудь жидкость, что её тело отвергает Люцифера. Или, возможно, какое-то наложенное на неё заклинание гасит наше.

Но кто мог знать? Об этом плане знали только они трое.

Неужели Лорелия или Уриэль его предали? Могла ли Лорелия в своём энтузиазме наговорить больше, чем нужно или странно себя повести?

Что угодно, что дало бы Всадникам подсказку. В конце концов, дураками они не были.

Он взял крошечный цветной мрамор из руки Лорелии и поднял его к лунному свету.

Он мог раздавить его как виноградинку. И хотя он предпочёл бы действовать по другому, Рафаэль сделал бы это, принеси подобное действие хоть чуточку пользы.

Но пользы это не принесёт, поэтому ребёнок Лимос — живая энергия, заключённая в этом кусочке мрамора, — будет жить.

Но это не значит, что Рафаэль отступил.

За час до наступления темноты Харвестер и Ривер нашли в нескольких милях от деревни дымчатых падальщиков заброшенную лачугу.

Харвестер, сила которой гудела в теле и была четвертью её способностей, завалила путь позади них, чтобы отрезать Тёмных.

Естественно, она указала на то, что даже если бы Ривер был в полной силе, он бы не смог наложить чары. Только магия зла могла одурачить ангельских наёмников.

— Послушай, я более полезна, — сказала Харвестер, наслаждаясь тем, как жилка на его виске запульсировала от раздражения. — А теперь умерь свои силы. Я ощущаю твоё свечение, из-за которого хочется вонзить тебе нож в сердце.

Ривер воспользовался силой, чтобы снести несколько зловещих чёрных деревьев, что росли на этой территории, и к тому времени, когда они добрались к скрипящей двери, в животе Харвестер громко бурчал от дикого голода.

Хуже того, всё тело дико жаждало крови, а дуги крыльев так сильно пульсировали, что движение плечами ощущалось так, будто Харвестер размахивает топором.

Она не могла снова кормиться от Ривера. Кормление от него превращало её в чудовище, а ей не хотелось, чтобы он её такой видел. Харвестер не должно это заботить, она должна наслаждаться отвращением святого мальчика.

Но, по правде говоря, каждый раз, когда Харвестер превращалась в чудовище, она испытывала отвращение к себе.

Кроме того, когда из черепа прорезаются рога, это очень больно.

Однокомнатное помещение без окон было пыльным и пахло плесенью, и имело оборудованное спальное место, на котором могли бы поместиться два очень высоких человека, и корыто, которое, по-видимому, использовали в качестве туалета.

Да, конечно, здесь был не гостиничный номер Хилтона, но, учитывая их последние ночлеги, а особенно внутри того куста-паразита, здесь было роскошно.

Ривер бросил взгляд к проёму, который он оставил в двери.

— Я посторожу, пока ты спишь.

— Я не устала, — солгала Харвестер, которая была чертовски истощена.