Властелина Богатова - Хранящая огонь

Ополоснув тряпицу, Мирина стёрла разводы багровые, к коже приставшие, вкладывая в каждое движение особую силу, заключая её в наговор, что плёлся из слов, как тот самый поясок в руках Евгастьи. Получалось это так легко, наверное, потому что знание это хранило в ней частичку отца, которую Мирина несла через время и расстояние. Мысли о чернавке потянули за собой другие. Наверное, давно вернулся в Явлич десятник Векула, рассказал всё княжичу Арьяну Вяжеславовичу. Взяв другой лоскут, Мирина торопливо, убегая от нежданной мысли, свернула его в несколько раз, приложила к повреждённому месту, а другим, более длинным, опоясала валгана. Управившись, на плечо Вихсара взглянула – тоже бы нужно подлечить, но порез не так страшен, рана сквозная. Мирина стёрла только кровь, что проступила от напряжения излишнего.

– Ты заботлива, – произнёс хан, смотря на княжну как-то странно.

Сам он в прибавляющемся свете выглядел, как оказалось, хуже, чем заметно было в сумраке. Брови нахмуренные, и между ними тонкие складки пролегли, а под глазами – тёмные круги, оттенявшие и без того блестяще-чёрные глаза, как камни агата, хищные, с прикованным к ней волчьим взглядом. Так и огладила плечи дрожь – не знала, чего и ждать теперь. Вихсар верно сказал, что никогда она раньше не проявляла ни крупицы беспокойства. Признаться себе в том, что испытывала, Мирина никогда бы не смогла: гнев, злость, досаду – да, желание заботиться – нет, и в мыслях не было, и сейчас не знает, зачем делает всё это, сердце не слушает голос ума. А может, просто усталость виновата.

– Иди, Сугар, – вывел из мыслей Вихсар. – Тебе нужно позаботиться и о себе, – добавил, словно прочитав её мысли. – И поешь, как следует, ты слишком бледная. Прикажу принести тебе побольше снеди и сока ягодного, чтобы всё съела и выпила, – сказал он, и хоть голос с каждым словом твердел, по лицу мука скользнула.

Опешив от услышанного, Мирина поднялась, отставляя ушат.

– Оставь, у меня есть люди, которые этим займутся. Иди, я позову тебя, когда придёт время.

Не дожидаясь, пока её дважды попросят, княжна пошла к выходу, не веря, что так быстро и легко Вихсар её отпустил, да зубами скрипнула от собственного малодушия. Верно говорила Световида, мало в ней добра, всё о себе думает. Взялась за полог, замерла, сдерживая рвущиеся с языка пожелания скорого выздоровления. Нахмурилась, одёргивая себя, дёрнула полог, шагнув быстро в зябкую прохладу, отрезая себя от взгляда Вихсара тяжёлым пологом из воловьей шкуры. Холод тут же сжал её плечи, скользнул по земле, ныряя под подол до самых колен.

Лагерь был окутан густым туманом, в нём горели у шатров другие костры, сновали воины, занимаясь своими и порученными батыром делами, и сразу видно стало, что мужчин теперь значительно меньше. Мирина, не теряя времени да стараясь на глаза никому не попадаться, пошла быстрым шагом путём окольным. Хоть никто за ней не следил совсем, припустилась в бег по холодной росистой траве, от которой ноги и подол мокрыми стали. Сердце грохотало буйно, взволновалось, и что было тому причиной – не знала, или не хотела знать. Шум в голове и путаница, неразбериха такой тяжёлой её сделали и лёгкой одновременно. Княжна пронеслась мимо сосен рыжебоких, мокрых от влаги, заботливо укутанных в молочный туман, сбежала на песок.

«Откуда он тут?» – только теперь озадачилась.

Видно, речка тут когда-то текла да и высохла, вон и белые осколки ракушек речных кругом.

Мирина остановилась у шатра своего. В ушах хоть и кровь грохотала, но было здесь так тихо и глухо, будто под воду нырнула. Если Вихсар отдыхать отправил, значит, в путь они тронутся не сегодня, но и долго не останутся тут, едва ли не под стенами Ровицы. И в том, что Вихсар оправится скоро да через два дня в седло сядет, она и не усомнилась.

Усталость в прохладе утренней да в росе густой вышла вся, и дышать стало легче, свободнее. Расправляя плечи и спину выравнивая, Мирина всё жадно наполняла грудь воздухом свежим еловым. Голова закружилась, и даже скорый отъезд теперь не омрачал, не тяготил. Правильно то или нет, Мирина опять не могла понять.

Отдышавшись, оторвав взор от ельника густо-зелёного, шагнула к порогу шатра, решив и в самом деле отдохнуть полно.

Едва Мирина вышла за порог, Вихсар откинулся на подушки, закрыв глаза, вдыхая сладкий и тёплый запах её, что наполнял всего его до краёв, туманя голову, отяжеляя тело. Безмолвие разлилось по шатру густым киселём, и прикосновения княжны осторожные, нежные исцелили быстрее всех трав, погасили боль. Взгляд свинцово-сизых глаз мягкий, туманный поднимал и закручивал в душе смерчем разные чувства: и ревность, и восхищение, толкая его в пропасть. Пташка смогла завладеть им, сама того не зная, не зная, какая сила оказалась в её власти. Голос хрустально-чистый ещё раздаётся в голове с его именем, вышептанным из мягких губ. С дикой жадностью хотелось вобрать их, почувствовать вкус, влагу, глотнуть её дыхание, сплести со своим, огладить горящие щёки, покрывшиеся румянцем. Голос льётся в самое сердце живительный водой.

Гордая, неприступная, Сугар осталась с ним сама. Эта мысль раз за разом ударяла мощным потоком ветра в грудь, будоража дух. Гордая пташка всполошила всю его жизнь, которую он готов был отдать, страшась за неё. От этого осознания, что она могла погибнуть, страх вгрызся между лопаток, вынуждая дыхание в ком сжаться, содрогнуться так же, как от удара стрелы. Когда увидел кровь на ней, чуть не обезумел.

Положив ладонь на грудь привычно, Вихсар не нашёл то, чего желали касаться его пальцы. Хан повернул голову набок, протянул руку, не обращая внимания на то, как загорелись раны жжением. Откинул крышку дубового ларя, окованного чеканным серебром, извлёк с неглубокого дна обереги, выбирал один единственный, поднёс к глазам, рассматривая руны, высеченные на железе. Сугар, её имя было так же высечено на железной душе воина. И этот безмолвный взгляд. Безмолвный, но говорящий о многом другим языком, Вихсар чувствовал. Прохлада железа в его руках напоминала пальцы Мирины, такие же холодные, гладкие, порхающие, раньше он это замечал, но не так явственно, как теперь, когда они блуждали по его телу, успокаивали, усмиряли дрожь. Сам будто лежал на лезвиях клинков, но резь и усталость не касались его, пламенели где-то за гранью его, и Мирина была его спасительным островком.

Вихсар думал об этом, и с каждым воспоминанием вчерашнего дня приходила и тревога. Угдэй сказал, что они потеряли много людей. Батыр перечислял имена, а внутри его всё темнело. Этих воинов он отбирал сам, лучших, искусных, выдержанных. Всё же этого молокососа Вихсар недооценил. Щенок решил показать оскал, но ему самому бы не пришла эта затея в голову, и хан догадывался теперь, кто за этим всем стоит, хотя сразу не подумал. У младшего княжича и ума не хватило бы устроить засаду. Тут явно замешан Вортислав, к вещунье не ходи. Падаль, решил чужими руками расправиться со всеми и убить двух зайцев сразу.