Юлия Цыпленкова - По ту сторону мечты

— Кто ты, Ашити? — снова спросил меня Танияр. — Откуда появилась? Почему никто из нас не слышал о тебе? Кто твои родители? Из какого тагана? Твои волосы белого цвета, но таких глаз нет ни у кого, кто живет в этих землях.

— Как много вопросов, — отозвалась я и опять посмотрела на воина. — Я — Ашити, дочь шаманки Ашит, и, как и ты, — дитя Белого Духа.

— Это мне известно, но откуда ты пришла?

В это мгновение открылась дверь, и Ашит шагнула в дом. Танияр, оставив меня в покое, устремил взор на шаманку.

— Почему они пришли, вещая? — спросил раненый.

— Кто ж их знает? — ворчливо ответила женщина. — Если бы рырхи могли говорить, то рассказали бы об этом. Что-то пригнало их, — она пожала плечами. — Больше не придут. Отвадила я зверье.

— Ты уже не юна, вещая. Я заберу вас с собой…

— Что еще придумаешь? — фыркнула Ашит. — Кто я, по-твоему? Старуха Сурхэм? Здесь моя земля, здесь силен голос Отца. — Она посмотрела на стол и произнесла: — Ты не выпил снадобье, Танияр.

— Позже, вещая, — ответил воин.

— Сейчас, — приказала шаманка. — Или ты лучше меня знаешь, как исцелить тебя? Тогда можешь уйти, в моем доме двух шаманов быть не может.

Танияр ожег ее взглядом, но все-таки ответил:

— Ты — шаман, вещая. Я лишь сын Белого Духа. — После взял стакан со снадобьем и выпил почти залпом, так и не поморщившись. А когда отставил стакан, глаза его на мгновение прикрылись, и Танияр произнес с нескрываемой укоризной: — Так и знал. Ну… вещая.

Он едва успел перебраться к своей лежанке. Лег и, еще раз бросив на мою мать суровый взгляд, мгновенно уснул. Ашит хмыкнула:

— Нашел, с кем спорить. — И добавила с иронией: — Килим.

— Кто это — килим? — спросила я.

— Зверь, — ответила шаманка. — Упрямей него не найдешь. Да ты его видела. Тот, что кусал тебя в пещере. Только охо и боится, но всегда идет в его логово. Что охо не сожрал, килим доест. Тебя бы охо всю съел, уж больно дохлая, — серьезно закончила Ашит и вдруг рассмеялась.

— Ну, вещая, — повторила я с интонацией поверженного воина, а затем легко рассмеялась в ответ.

Ашит сноровисто скользила по дому, напевая песню о мудрой горе, которая знала про всё на свете, потом что дружила с ветром. Он летал по свету и возвращался к горе, чтобы поделиться новостями. И никто на свете не знал столько, сколько знала гора. Даже ветер знал меньше, потому что не видел того, что происходило у подножия горы в его отсутствие.

Это даже не было песней, скорей, напевным сказанием. О рифме шаманка явно никогда не слышала, так что, наверное, это было всем сразу: и песней, и сказанием.

Я почти не слушала слов, потому что уже знала эту историю, но вскоре мычала себе под нос незамысловатый мотивчик. По сути, песня была монотонная и однообразная, но чем-то мне нравилась. Может, просто попался хороший исполнитель. У Ашит ее песенные сказания получались интересными. Как-то она подходила этим песням, ну или они ей. В общем, гармония имела место.

И пока шаманка готовила свои целебные варева, я занималась собственным делом. Да-да, теперь и у меня появилось занятие. Я готовилась к первому посещению человеческого поселения. И для этого я шила головной убор ученика и подручного шамана — кулуз. Он должен был защитить меня от любопытных глаз. Этот убор носили до обращения, пока тело не покроют знаки Белого Духа. И заглядывать под кулуз было строго запрещено, потому что выбор всё еще оставался не сделан.

Уже готовы были стройные ряды башит — подвески, состоявшие из красных и белых бусин, и теперь я крепила их к кожаной полоске, которая надевалась на голову, и ее концы связывались шнуровкой. На этой полоске уже был нашит узор из маленьких бусин и бляшек, напоминавших монеты.

Признаться, мне было сложно представить, как я буду глядеть на мир сквозь эту занавесь из длинных рядов башит. Наверное, это должно быть раздражающе. При ходьбе они должны мотаться перед глазами, беспрестанно стукаясь друг об друга. Впрочем, узорами и нитками с бусинами мой головной убор не заканчивался. Еще имелись два хвоста, но с их хозяевами мне пока не довелось познакомиться только в рассказах матери. Я по этому поводу не огорчалась. Мне хватило и рырхов.

Кстати, эти твари к нашему дому пока больше не приближались. Я тоже, как и Танияр, спрашивала у Ашит, почему они пришли? Но ее ответ был лаконичен и предсказуем:

— На всё воля Белого Духа.

— А если опять придут? Танияра рядом уже нет, спасти нас некому.

— Не придут, — отмахнулась шаманка.

— Почему?

— На всё воля Белого Духа, — вот и поговорили.

Да, наш пациент покинул нас еще десять дней назад. На следующий день после нападения рырхов, когда утром воин открыл глаза, шаманка осмотрела его раны и удовлетворенно покивала — от них остались лишь шрамы.

— Хвала Отцу, ты можешь вернуться к брату, — сказала Ашит.

Танияр надел рубаху и кивнул, принимая ее слова. После прошел к столу, который я как раз закончила накрывать и, усевшись, посмотрел на меня.

— Доброго утра, Танияр, — улыбнулась я.

— И тебе милости Отца, Ашити, — сказал он, и я поспешила отойти от стола, пока воин не вспомнил, что так и не получил ответов на свои вопросы. Однако Танияр о допросе не вспомнил. Он обернулся к шаманке и произнес: — Вещая, я снова предлагаю тебе и твоей дочери свою защиту. Я прошу вас поехать со мной в таган моего брата.

Я перевела взгляд с гостя на мать, ожидая, что она ответит.

— Нет, — ответ шаманки был кратким.

— И в наших землях есть заповедные места, где ты сможешь жить, — продолжил Танияр. — Но там мы сможем прийти тебе на помощь…

— Танияр, сын Вазама, — надменно оборвала его шаманка, — не мнишь ты себя выше Белого Духа?

— Ты знаешь, что нет, — спокойно ответил воин.

— Тогда ты знаешь, что не дашь мне большей защиты, чем Отец.

— Но Ашити — не шаман, — возразил Танияр. — Если бы я не бросился ее искать, как только заревел турым, ты бы нашла ее обглоданное тело.

Меня передернуло от его слов, и я снова посмотрела на Ашит, но шаманка не собиралась сдаваться — это я видела по ее упрямому взгляду.

— Нет, — снова повторила моя мать. — Здесь Ашити защищена лучше, чем в тагане. Мы останемся тут. Разговор окончен. Ешь. Скоро за тобой приедут.

— И все-таки подумай, вещая.

Они отвернулись друг от друга, и я услышала, как воин и шаманка одновременно произнесли себе под нос: