Андрей Яковлев - Повести и рассказы. Избранное

– Вот это я понимаю! Вот это молодец!

****

Снега нынче было в достатке, хоть каждый день убирай. Максим возил деревянную лопату с одного края двора на другой, таким образом, сгребая снег и расчищая пространство. Накопленные горки из снега затем перекидывал в огород через невысокий заборчик.

– Эй, парень, тебя хоть как звать-то? – крикнул с крыльца Геннадий, вышедший в это время перекурить.

– Максим, – ответил он ему, продолжая работать.

Какое-то время Геннадий продолжал курить, глубоко затягиваясь и выпуская дым.

– Любопытно мне, Максим, как ты тут живёшь? – спросил Геннадий, бросив окурок в специально приготовленную под это дело консервную банку.

– Что в этом любопытного? Пустили, вот и живу.

– Я в том смысле, что бабка Клава уж очень вреднючая.

– Ну, в общем, согласен, с ней тяжело. Но мне пока выбирать не приходится, жить негде.

– Не местный, значит?

– Местный. Просто у родителей тесно, решил съехать на квартиру.

– Ясно, – сказал Геннадий.

Он вытащил вторую сигарету и опять закурил. Затянулся, выпустил дым, потом поёжился от холода. Поднял ворот своего толстого свитера. Но полностью скрыть под воротником длинную морщинистую шею всё равно не удалось.

Максим решил было вернуться к своему занятию, но Геннадий опять задал ему вопрос:

– Слышь, студент, а ты ничего в этом доме необычного не замечал?

– Тут много всего необычного.

– Например?

– Гроб стоит в чулане.

– Это мелочи, – отмахнулся Гена. – Ты лучше скажи, не слышишь ли по ночам странные звуки или что-нибудь в этом роде?

– Вы имеете в виду домового? – спокойно переспросил Макс.

Видно было, как Геннадий весь напрягся, очевидно, что эта тема для него была крайне важна.

– Не знаю, что ты называешь домовым, лучше расскажи, что ты видел, слышал или чувствовал.

– Мне никто не верит, но с тех пор, как я повывел тараканов, вечером и по ночам на кухне нечто происходит.

– Что?! Что происходит? – вскричал Гена.

– Как будто ходит кто-то, половицами скрипит, раскидывает посуду, разливает молоко из кошачьей миски.

– Ты это всё видел?

– Конечно. Клавдия Ивановна ругает меня за беспорядок, но я здесь ни при чём. А почему Вы об этом спрашиваете?

– Почему, говоришь, спрашиваю?

– Да.

– Один-единственный раз я ночевал в этом доме. И тогда мне это НЕЧТО устроило «Варфоломеевскую ночь». Никогда не забуду! Сначала в меня летели кухонные ножи. А под утро топором ОН отрубил мне палец. Вот смотри.

Мужчина показал обрубок мизинца на левой руке.

– Потом лет пять я боялся сюда приезжать. Наташка одна ездила бабку навещать. А главное, мне никто не верит. Прикинь, студент! Говорят, дескать, я сам себе топором по пальцу саданул. Но я хоть и пьяный тогда был, но, извини меня, ещё пока-то соображаю.

– Надо же.

– Я тебе серьёзно говорю, – заговорчески, почти шёпотом произнёс Гена. – Этот дом проклят! Понимаешь, пацан?

– Не совсем.

– Что не совсем? Я знаю, что говорю, пожил, слава Богу. Если ты этого барабашку слышишь и чувствуешь его проявление, это значит, что ОН от тебя не отстанет.

– Что же мне делать?

– Беги отсюда быстрее, пока с тобой ничего не случилось.

– Уйти-то я всегда успею. Только вот пока некуда. С другой стороны, мне любопытно, что это вообще за явление, как его объяснить? И почему Вы считаете, что дом проклят?

– Молодец! Правильные вопросы задаёшь. Только у меня лично на них ответа нет. А ты всё же жильё-то подыскивай.

– Эй, мужики! Чего Вы тут собрание устроили? – крикнула Наталья, выглянув из-за входной двери. – Пельмени готовы. Айда, заходите уже, там бабульки выпить хотят.

– Идём, идём, – отреагировал Геннадий. – Бросай лопату, студент, пошли пельмени есть.

Если бы у желудка были ноги, то на запах мясного навара, струившегося из приоткрытой двери, он давно бы убежал в дом. Поставив лопату, Макс проследовал за Геной.

За столом вместе с хозяйкой сидели престарелые гостьи. В самом центре стола поставили большую эмалированную миску, наполненную пышущими паром пельменями. Вокруг этого варева располагались бутылки с ягодной наливкой и водкой, открытые стеклянные банки из запасов бабы Клавы: закуска из хрена с помидорами – «хреновина», солёные огурцы, капуста квашенная и ещё несколько овощных «миксов», которые расхваливала баба Паня, настоятельно рекомендуя это попробовать. От аромата мясного и этих солений у Максима даже голова закружилась.

Пока Наталья пыталась всех рассадить, Галина встала, развела руки, как артист на сцене, и запела частушку:

«Цыган цыганке говорит:

у меня всегда стоит

на столе бутылощкя,

давай выпьем милощкя!

Ух!..»

Паня засмеялась, а Галина прикрикнула:

– Генкя! А ну, давай-кя налей нам, старым, щёбы шары на лоб полезли.

– Будет сделано! – откликнулся Гена и потянулся за бутылкой. – Кому чего лить?

– Мне вот это красненькое, – сказала Паня.

– Эх, Панечкя, давай лучше со мной водки. А? – предложила Галина.

– Ну, тебя, Галка! Не пью я водку-то, – отмахнулась Паня. – Вон молодёжь приглашай.

– Студентик, миленькяй, – не унималась Галина. – Поддержишь бабушку?

– Тётя Галя, – вмешалась Наталья. – Давайте я Вас поддержу.

– Генкя, лей уже! Чего стоишь как столб!

Геннадий придвинул рюмки поближе, стал разливать спиртное. Но, то ли под напором струи из бутылки, то ли от того, что посуда неровно стояла на скатерти, рюмки упали, водка разлилась.

– Едит твою налево! – закричала Галина.

– Ш-ш! – одёрнула её Паня. – Галка, ну её ругаться-то. Грех сегодня.

Но та не слушала подругу и продолжала в том же духе:

– Генкя, ты щего? Щего делаш-то? Аль денег куры не клюют? Водка щас – валюта, защем её на стол лить? Рюмку-то в руку возьми. Первый раз, что ли?

Гена сконфуженно посмотрел на окружающих. Вздохнул и, подняв упавшие рюмки, разлил по новой.

– Ну, всех с Рождеством Христовым! – объявила Наталья.

Все, кроме Гены, выпили. Максим только пригубил и поставил стопку на стол.

– Геннадий у Вас не пьёт? – спросила Паня.

– Ему на работу завтра, – пояснила Наталья. – Да и сколько можно? И так все праздники на это потрачены.

– Сегодня не мой праздник, – сказал Гена. – Безбожник я.

– Да все мы тута безбожники. Только повод, чтоб собраться, – вступила в разговор Галина. – Кто в советско-то время жил, мало кто верит. Тогда вера была одна – в светлое будущее. То сейчас мода пошла у молодёжи: сходить покреститься, повесить крест золотой на шею и ходить с имя́ (с ним – прим. автора ), чтобы все пялились. Вот-де, смотрите, какой мы весь крутой.

– А я верую, – тихо сказала баба Паня. – Нас с братом мама покрестила. Я хоть и в пионерии участвовала, и в комсомоле побывала, а крестик свой втайне носила и не сымала (снимала – прим. автора ) вовсе.