Ксения Перова - Дар Небес

Жизнь с Хайлианом оказалась спокойной и приятной. Он не только не говорил о любви, но и не показывал своих чувств – сегодняшний эпизод был чистой случайностью. Он делал все, чтобы Питеру было с ним хорошо – просто, легко, без всякого надрыва.

Хочешь поболтать и поделиться наболевшим? Пожалуйста.

Хочешь побыть один? Нет проблем.

Не целуешь, не обнимаешь меня даже наедине? Ничего, меня все устраивает.

Ты ничего не должен – просто живи. Живи так, как хочешь.

И знай, что ты не одинок.

Сначала Питер чувствовал вину, но потом понял, что если бы Хайлиану что-то не нравилось, он бы давно ушел. Возможно, он надеялся на то, что сердце Питера в конце концов отомкнется, и Питер не лишал его этой надежды просто потому, что кто его знает… может, и правда отомкнется. Человеческая природа изменчива, причем зачастую перемены совершаются исподволь, без всякого сознательного участия.

Но хочет ли он на самом деле такой перемены? Хочет ли забыть взгляд синих с белыми прожилками глаз, прикосновение изящных и сильных рук, небесное лицо в потоках золотых волос, склоняющееся над его изголовьем? Хочет ли оставить в прошлом сладостные дни и безумные ночи, когда их с эр-ланом сердца бились в унисон?

Всегда помнить о том, как держал в руках сказочно прекрасную птицу, которая вся – огонь и сверкание красок… и довольствоваться серенькой лесной птахой?

Питер скрестил руки на груди, словно обнимая себя, провел пальцами по плечам и тяжело вздохнул.

Лишь эр-ланы остаются верны Дару Небес до конца своей почти что бесконечной жизни, а он, увы, не эр-лан. Он и сег-то весьма условный, седьмая вода на киселе. Кто знает, вдруг в конце концов чары спадут, и он подарит прекрасному Хайлиану такое же небывалое счастье, какое когда-то подарил ему самому Мелл Фэлри.

А может, он до самой смерти останется его Даром Небес.

Питер все-таки задремал, ускользнув из кружившего его хоровода неотвязных мыслей, и вздрогнул, когда плеча мягко коснулась теплая ладонь. Все еще во власти сна, он взял ее и поцеловал.

– Фэлри, уже утро? Я встаю, встаю…

Ладонь не дрогнула, только на мгновение застыла, а потом мягко освободилась из его пальцев. Питер открыл глаза – и увидел Хайлиана уже у двери.

– Тебе… правда необязательно идти, если не хочешь, – сдавленно произнес он, не оборачиваясь, и исчез.

Питер с тяжким вздохом перекатился на спину и уставился в потолок, создававший иллюзию далекого звездного неба. Догнать бы Хайли прямо сейчас, схватить в охапку и вместо дурацкого приема посвятить вечер тому, чтобы убедить его в своей любви. Так ведь ничего не выйдет, фальшь сереброволосый сег почувствует за версту… хотя Питер будет искренен, он любит Хайлиана – может, не так, как Фэлри, но любит. И будет очень стараться убедить в этом и его и себя… старания-то его и погубят.

Уж лучше встать и попытаться хоть что-то сделать правильно.

И Питер встал, позволил кровати с писком уйти в цикл дезинфекции и быстро оделся.

Хайлиан порой ночевал здесь, Питер у него – никогда. Достаточно того, что сег живет с ним, все для него делает, а взамен не получает ничего, кроме нежной дружбы – если Питер еще и начнет приходить к нему в постель, то окончательно перестанет себя уважать.

Он выбрал темно-синюю, почти черную тунику и струящиеся свободные брюки оригинального косого кроя – это, конечно, синтезировал Хайлиан, любитель выдумывать новое. Концепции траура в сегийской культуре не существовало, как и пиетета перед смертью и всем, что с ней связано, но все эти годы Питер упорно выбирал в одежде темные цвета и всегда с чем-то синим.

Фэлри не умер, он знал это точно, но расставание с ним было все равно, что смерть. Даже, может быть, хуже – если принять как данность, что смерть бесконечный сон без сновидений, и тебя просто нет, как не было до момента твоего зачатия.

Хайлиан, в облегающем одеянии цвета темного вина, стоял на балконе и любовался Омороном. Легкий ветер вздымал серебристые пряди волос, спускавшиеся чуть ниже плеч. Питер давно заметил, что сеги редко отращивают длинные волосы – это скорее прерогатива эр-ланов – но и коротко почти никогда не стригутся. Ну, за исключением тех случаев, когда стрижка выдавала принадлежность к какой-то группе, как бритая голова бывшего бойца Тайрона.

Оттенком шевелюра Хайли напоминала не седину, а скорее яркое серебро – его родители были без ума от фантастического сериала, который шел по галовиду уже несколько десятков лет. Персонаж с похожей внешностью был там самым мудрым, честным и правильным – и Хайлиан пока ничем его не посрамил.

Питер приблизился к нему (обними его и поцелуй, ты его обидел, сделай это, чертов ты дурак) и встал рядом.

– Ну что, полетели? – преувеличенно бодро произнес он, избегая бархатного взгляда фиолетовых глаз. – Кстати, ты так и не сказал, по какому поводу веселье.

– Да это не совсем веселье, – Хайлиан устроился на сиденье флаера, поджав ноги, пока Питер активировал силовое поле и задавал программу, – скорее обмен опытом. Соберутся адаптологи со всего Оморона, мы уже давно не устраивали таких сходок, все страшно заняты, но это очень полезно.

– О, это тема! – обрадовался Питер. Флаер плавно взмыл в зеленовато-лиловое небо и влился в транспортную сеть, точно рыбка в гигантский сверкающий косяк себе подобных. – Я давно хочу поболтать с кем-нибудь, кто занимается детьми из Трущоб – там же будут такие?

– Конечно. Я тебя сразу же познакомлю.

Питеру редко нравились подобные вечеринки – слишком часто он в них играл роль какой-то диковины, выставленной напоказ.

Не поверите, кто здесь сегодня! Хайлиан со своим партнером, вы наверняка о нем слышали – один из немногих, кто пережил «барьерную смерть», ужасная история, столько людей погибло, а этот Питер Матье пытался их спасти и не смог… да, Питер Матье, он оставил двойное имя, звучит немного странно, но и сам он не слишком-то похож на сега, пусть и прошло уже почти десять лет. Но он и не обязан быть похожим на нас, сами понимаете…

И так далее, и так далее.

И все же он часто сопровождал Хайлиана – знал, что тому приятно, когда их видят вместе.

Однако этот вечер определенно удался – Питер познакомился с несколькими адаптологами, которые занимались не только детьми из Трущоб, но и людьми, которые приходили с Большой земли, желая поселиться в Омороне. А таких было немало – к удивлению Питера, Оморон не был единственным поселением евразийского континента, хоть и занимал его почти целиком, за исключением северных районов. Существовали десятки мелких поселений, где уровень жизни был гораздо ниже, хоть и не настолько, как на бывшей «забарьерной» территории.