Ксения Перова - Дар Небес

«Ты вопросом был всегда,

Я – ответом для тебя.

Ты – желанием моим,

Исполненьем я немым.

Ты был золотой луной,

Я – как солнце над горой.

Глупо спорить ни о чем,

Совершенны мы вдвоем.

Точно русло и река,

Были вместе мы всегда.

Почему же лишь страдание

Стало нашим воздаянием?»

"Бей Хеннеф", Д. Х. Лоуренс

Перевод – Ксения Перова

Чудесный город – Оморон.

Раскинувшийся от северного края евразийского континента и до южного, он поражает воображение своими размерами и красотой. Природе не под силу создать такое многообразие цветов и форм, каким славятся его здания, аромат его садов отгоняет докучливых насекомых, успокаивает тело и душу, а циклопические башни вершинами достают до звезд. Транспортная сеть флаеров густо покрывает весь город, так что можно попасть в самый отдаленный его уголок буквально за несколько часов.

Здесь почти каждый может добиться всего, чего пожелает, если будет достаточно усерден и сцапает удачу за хвост.

Ну и, конечно, если он не родился швалью, исконным обитателем Трущоб.

Эр-ланы, прекраснейшие и умнейшие, обитают в высоких башнях.

Сеги, плоть и кости Оморона – повсюду, где захотят.

А отбросы общества – швали – вынуждены довольствоваться Трущобами.

Попасть туда проще простого. Не соблюдай законы, злоупотребляй спиртным и наркотиками – а особенно амиланином, «протрезвиловкой» – и ты очень быстро окажешься среди серых зданий-коробок, где в крошечных клетушках доживают свой век те, кто не смог. Оказался недостаточно сильным и удачливым, или просто глупым.

Прежде, чем сег окончательно теряет свой статус и становится швалью, ему делают татуировку на лбу в виде ромба, разделенного на крошечные квадратики. А потом надевают обруч и браслеты настройщика – и тот, вместо того, чтобы излечить, калечит. Лишает бывшего сега способности к размножению.

Это и понятно – швали ничуть не лучше животных, что будет, если они начнут бесконтрольно размножаться? И что это будут за дети – зачатые как попало, без тщательного генетического контроля?

Места на Земле все меньше, каждый новый человек – дополнительная трата ресурсов. У эр-ланов дети появляются крайне редко, и далеко не все сеги получают разрешение на то, чтобы обзавестись потомством.

Но иногда природа оказывается сильнее самых хитроумных человеческих изобретений, и в аду Трущоб рождаются дети. Большинство из них погибает, но те, кто выживает, умеет это делать, как никто другой. Вся их жизнь с самого начала и до конца посвящена выживанию. Не умереть сегодня и завтра. Прожить этот день и, если повезет, следующий.

Швали не заглядывают далеко вперед, не думают о будущем, не строят планов. Они живут сегодняшним днем.

Этому непростому искусству Питер научился именно у них, всего за какие-то десять лет.

Ужасный, нечеловеческий визг иглой прошил барабанные перепонки, и Питер с трудом удержался от того, чтобы прижать ладони к ушам. И правильно сделал – иначе существо, воющее и бьющееся у него в руках, скорее всего, укусило бы его.

– Шан, быстрее! – рявкнул он, и смуглокожая сегийка решительно схватила существо за горло и прижала к спинке кресла с такой силой, что оно на несколько секунд обмякло и попритихло.

Шан воспользовалась моментом и ловко защелкнула раскрывшийся, видимо, случайно, обруч настройщика на лохматой голове. Взмахом руки запустила со своего гало-экрана команду калибровки и громко выдохнула.

Питер невольно последовал ее примеру и поспешно проверил браслеты настройщика на костлявых запястьях «существа». Теперь, погруженное в сон, оно обрело черты девочки шести-семи лет – тощей, с толстыми мозолями на ладонях и шишковатых коленках, в страшно грязных штанах и подобии курточки, надетой прямо на голое тело.

– Жила в системе вентиляции, – сказала Шан, заметив взгляд Питера, – там помещаются только дети, тем, кто не вырастает, везет.

– Ты бы помягче с ними, Шани, – робко заметил Питер.

– Просто ты слишком мягок. – темное лицо с широкими черными бровями осталось непроницаемым, руки порхали по экрану. – К ним нельзя относиться, как к обычным детям – пока нельзя.

Питер осторожно отвел с лица девочки сбившиеся в колтун каштановые волосы. Даже во сне ее лицо угрожающе морщилось, верхняя губа обнажала зубы, черные, сгнившие до корней.

Шан мельком взглянула на него и покачала головой.

– В следующий раз не тормози. Если один из них тебя укусит – повезет, если проваляешься полсмены под настройщиком. Сам знаешь, они на таких, как вы, не особо действуют… ох, извини.

– Да чего там, – Питер пожал плечами, изображая безразличие, хотя мало что задевало сильнее, чем упоминание его инаковости, – мы ведь и правда отличаемся. Отправляем красотку в бокс, отмываться?

– Давай, – Шан кивнула с явным облегчением, – я подготовлю следующего.

И правда непростое положение. Питеру уже за тридцать, он старше Шан почти на пятнадцать лет – и ходит у нее в подчиненных. Подобострастное отношение к начальству и к старшим вообще у сегов не принято, но он не сег – понятно, что она напрягается.

А может, подумал он, одна из причин того, что дружба между ними никак не завязывается – его внешность. Ходит по залу здоровенный мужик с мрачной мордой типичной швали, гриву вьющихся черных волос надо лбом рассекают белоснежно-седые пряди. Наверное, ей постоянно кажется, что он вот-вот разнесет здесь все к Темному. Какая уж тут дружба!

Платформа с маленькой пациенткой, подчиняясь мысленному приказу Питера, скользнула в сторону и вверх, поднялась на несколько уровней к свободному боксу. Система все сделает самостоятельно – ультразвуковой душ, обработка мелких ран, целебный сон до полного восстановления. И только потом настанет черед психологов, игровых терапевтов, специалистов по адаптации – на пару с настройщиком они достигают поразительных результатов.

У этой малышки, рожденной в Трущобах и никому не нужной, есть все шансы на отличную жизнь…

«По сути, даже больше, чем у меня», – печально думал Питер, колдуя над гало-экраном.

Кто знает, быть может он с таким трудом сближается с людьми вовсе не из-за внешности, может, истинная причина в чувстве вины? Оно останется с сегами еще надолго… Шан была совсем малышкой, когда правительство Оморона уничтожило людей за Барьером, но и ее корежит при одном только упоминании происхождения Питера. Интересно, каково тем, кто затеял все это?

Например, каково Лэнгиллу?

Даже сейчас, спустя почти десять лет, при одной мысли о главе клана Лэ Питер чувствовал непреодолимое желание схватить его за горло и медленно душить, наблюдая, как краснеют белки прекрасных глаз, как туманит и гасит их мучительная смерть.