Елена Д. - Доверься мне

Очнувшись, Ленка обнаружила, что лежит в чём-то очень раскачивающемся. От этого качания её начало мутить: голова кружилась, в глазах всё расплывалось, вчерашний ужин просился наружу. «У меня, наверно, сотрясение. Шутка ли – столько падений за одни сутки. Как я вообще ещё дышу?» – мысленно рассуждала она, пытаясь сфокусировать взгляд, и поняла, что «качели» эти были телегой с бортами, сплетёнными из толстых прутьев, и с дном, застланным сеном. Близко к её лицу лежала деревянная лестница, а на ней рюкзак. В ногах в такт средству передвижения раскачивался верный друг чемодан, на ручке которого продолжал болтаться ремень. «Значит, вытащил и меня, и барахлишко моё», – подумала она и решила дать знать своему спасителю, что очнулась. Но попытка приподняться не увенчалась успехом: руки и ноги оказались связанными. Не понимая, что происходит, и не видя того, кто это сделал, Ленка попыталась голосом заявить о себе, только в горле пересохло и достичь желаемой громкости ей не удалось.

– Слышь, мужик, на хрен ты меня связал? – прохрипела она. – Я не буйная. Давай, освобождай, руки затекли.

На удивление, её тихий призыв был услышан, и повозка резко остановилась. Вскоре к «корзинным» бортам телеги приблизился тот «леший», что напугал её, а за ним лохматый юнец с длинной косой чёлкой, прикрывавшей ему пол-лица. На Ленку уставилось три серо-голубых глаза, в которых читались и интерес, и испуг.

– Ну, что вылупились? – ей удалось прибавить голосу звука.

Она понимала, что лучше не нагнетать обстановку, но злость на связавших, хотя и вытащивших её из ямы людей, взяла верх над благоразумием.

– Прикалываетесь, что ли? – Ленка дёрнулась всем телом, и от этого движения в глазах у неё потемнело. – Развязывайте, пошутили и хватит! – уже тише сказала она.

Её спасители-пленители переглянулись и в недоумении снова направили свой взор на женщину.

– Говорит не по-нашему, – произнёс старший. – Откуда только взялась такая?

– Деда, давай поскорее отвезём её к тиуну. Пусть он думает, как с ней быть. Боюсь я её. Ишь какие волосы красные из-под шапки торчат, а глаза как у змеюки сверкают, и одета как муж. Поспешаем, деда.

– В смысле, не по-вашему? – из последних сил возмутилась Ленка. – Что городите? С каких пор в России русский язык за нерусский принимают? Развязывайте, не придуривайтесь.

– Деда, умоляю, поторопимся, – взвизгнул парень и отскочил от телеги. – Ещё наговор какой на нас сделает. Кто её знает, что она бормочет. Едем, недалеко уже! – добавил он, и телега дёрнулась с места.

«Что за бред? Как это они меня не понимают? Я же понимаю, что они говорят, – пробормотала Ленка. – Хотя, слова их, правда – как-то странно звучат: скуфия, влодь, изведь 2 2 Шапка, волосы, наговор соответственно. . А откуда я знаю, что они означают? – задала она вопрос воздуху». Но ответа не услышала. Снова перед глазами всё поплыло, и Ленка отключилась.

Она пришла в себя в тот момент, когда какой-то мужик, находившийся в телеге рядом с «лешим», постукивая по пластику её чемодана, говорил ему:

– Мудрёный ларь. Где такие делают и из чего? Не знаешь?

– Откуда мне знать, – ответил тот.

– И жезл непонятный, и верёвка на нём дивная, – добавил «новенький», разглядывая телескопическую ручку чемодана и затянутый на ней ремень, сплетённый из сине-голубых нитей.

– Смотри, очнулась, – прошептал «леший», и второй незнакомец попятился в другой угол телеги.

– Пока я без сознания, вы обокрасть меня решили? – спросила Ленка.

– Слышишь, Василько, как она говорит? Не по-нашему. А иные слова на наши похожи, – произнося это, «леший» не отрываясь смотрел на женщину.

– Развяжите меня, пожалуйста, и отпустите. Не берите грех на душу, – тихо сказала она.

– Во-во, слыхал – про грех говорит? – не унимался «леший». – Пойду-ка я посмотрю, может, тиун уже вернулся. Пусть он её послушает и решит, что с ней делать.

Дед лихо выбрался из телеги, оставив Ленку на попечение Василько, интерес которого к необычному багажу был сильнее, чем к пленнице – он продолжал его пристально рассматривать. Ленка же, перевернувшись на спину, стала разглядывать своего сторожа. Одежда на мужике была странная: старая шапка клиновидной формы, по краю которой был пришит слипшийся мех, видимо, «мексиканского тушкана», расходящееся на животе вытерто-выцветшее пальто длиной почти до колена, надетое на серую рубаху, и всё это подпоясывалось узким кушаком. Ступни были обмотаны грязноватого цвета тканью: заходя на широкие штаны, она удерживалась с помощью верёвки, оплетающей ногу почти до икры. И апогеем выступали лапти с кусками грязи, прилипшими к ним.

Ей почему-то вспомнился фильм «Охота на пиранью», где главный герой, живущий в двадцать первом веке, попал в глухую деревню, в которой люди играли роль крепостных одного чокнутого бандита. Они и одеты были как встарь, и разговаривали со странным акцентом, хоть проблем с пониманием не было. На ум пришло, что она сейчас в похожей деревне такая же пленница, как Машков и его напарница. Но чего Ленка понять не могла, так это как может её тётка жить в таком диком месте?!

– Дяденька, хочешь, я тебе этот чемодан подарю? Вот только довезу до тётки вещи, и отдам его тебе. Будешь самым крутым мужиком в деревне. Развяжи меня, скажи, где тут у вас улица Центральная, я быстренько метнусь, выгружу своё барахло, и ларчик сразу твой.

Говоря это, Ленка думала, что мужик перестанет притворяться, будто её не понимает, и в конце концов злоключения этой поездки закончатся.

– Помалкивай, не хочу тебя слышать. Непонятны слова твои. Опасно с тобой говорить. От греха подальше слезу-ка я.

Василько тоже очень быстро покинул телегу, и Ленка осталась одна.

«Что происходит? – спрашивала она себя. – Что за странный язык у этих людей? И кто они вообще такие, если русский не понимают? Этот мужик произносил сейчас слова, которые я впервые слышу, но почему я точно знаю, что «посвене», например, означает «подальше»? Что за синхронный переводчик срабатывает в моей голове каждый раз, когда звучит их речь? Я что, настолько сильно ударилась, что теперь разные языки могу понимать? Или того круче, у меня галлюцинации начались, и я уже наяву леших вижу? Господи! Ты зачем меня так испытываешь? Я домой хочу. Очнуться хочу от этого безобразия. Какие, на хрен, «мудрёные лари»? Какие тиуны с лаптями? Выпустите меня отсюда! – что есть силы заорала Ленка, заподозрив, что начинает потихоньку сходить с ума. – Развяжите, говорю я вам! Что за дебилизм тут творится? Отпустите! Мне к тётке нужно!».

– Кто тут у вас голосит? – прозвучал чей-то хриплый голос, и бородатый мужчина, восседавший на коне, приблизился к телеге.

– Здрасьте вам, – сказала Ленка, посмотрев на очередного незнакомца. – Вы тут, что ли, кино снимаете? Один краше другого разодет. Ой, постойте! Я, кажется, догадалась! Это кто-то из моих знакомых решил меня разыграть? Развлечь меня, чтобы я не думала, что развод – это худшее, что со мной произойти может? Так я и сама знаю, что практически в шоколаде осталась. Где тут ваши камеры спрятаны? Всё, ребята, завязывайте шутить, вернее, развязывайте меня. Не хочу развлекаться боле.