Розалина Будаковская - Бумажное сердце

Мистер Спеллфайр начал проявлять интерес к написанию различных историй ещё в школьные годы. Сидя где-нибудь в самом углу класса, пока все более-менее общительные детишки, в том числе подростки, страдающие невероятным количеством проблем с кожей и самооценкой, резвились на перемене, Джон доставал свой потрёпанный блокнот в твёрдой обложке и записывал буквально всё, что посещало его младую, впечатлительную голову.

– Именно так, просто и без какого-либо намёка на что-то невероятное, начинаются по-настоящему захватывающие истории, верно? – спросил Люцифер. На его губах играет лёгкая улыбка.

– Думаю, да. – заворожённо кивнула я.

Мистер Спеллфайр учился. Со временем он стал безошибочно и точно разделять своё творчество на то, что можно выгодно продать и показать другим, и то, что писалось исключительно «в стол», доставляя эстетическое удовольствие лишь своему создателю.

Сочинения второго типа нельзя назвать плохими, вовсе нет. Наоборот, я назвал бы их… интересными. В них и глубокие мысли, и по-взрослому мудрые решения, и нежные человеческие чувства представлены на редкость ярко, живо. Джонатан прекрасно осознавал – такое продаётся плохо. Поэтому, будущий писатель развлекал себя и читателей – коих с каждым днём становилось всё больше – написанием незамысловатых сюжетов, вертящихся вокруг пятого из семь смертных грехов – похоти.

С грамматикой – вот беда! – у Джонатана всегда наблюдались некоторые проблемы. Его нельзя назвать безнадёжным невеждой, мистер Спеллфайр не делал особенно грубых ошибок в своих рукописях, но вполне мог переделать малоизвестное ему слово на собственный лад. Юный Джонатан и сам знал о своей неграмотности, потому, ещё со времён школьной скамьи, стал завязывать полезные знакомства и тесные дружеские отношения с нужными людьми. Его друзья и приятели в большинстве своём люди, чью грамотность высоко ценили учителя и общество, знающее в этом толк.

В четырнадцать лет лицо юного Джона обезобразили всевозможные подростковые проблемы с кожей. Он ничем не отличался от сверстников в этом плане – постоянно стесняющийся своего внешнего вида, неловкий, неуклюжий, но в то же время с ярко выраженной склонностью к здоровому бунтарству. Щёки его вечно были нездорово-бледными, подбородок и крылья носа осаждали бесчисленные ярко-красные воспаления, а широкий лоб – сколько бы парень не умывался – всегда блестел, словно начищенный медный чайник.

К семнадцати же годам «гадкий утёнок», худощавый подросток с угловатыми плечами и тоненькими, словно верёвочки, ногами превратился в смазливого юношу. Всего за одно лето Джонатан вырос практически на голову от собственного роста, подтянулся и возмужал. От его бархатистого голоса сверстники моментально теряли головы!

Стоит ли говорить, что, осознав собственное превосходство над ровесниками, мистер Спеллфайр умело этим пользовался? Теперь ему не составляло труда познакомиться с нужным умником или умницей и использовать их грамотность в собственных целях. Видя Джонатана, ровесники готовы были практически на всё. Ими овладевало нечто странное, похожее на гипноз. Эту же «способность» иногда называют дьявольским обаянием.

Я не зря упомянул смертные грехи. Похоть – один из личных «любимых» грехов мистера Спеллфайра. Получив приметную, красивую внешность, будущему писателю не приходилось краснеть и трястись от страха, приглашая первых красавиц на танцы. Спустя короткое время юный Джонатан также осознал свою власть над некоторыми ровесниками мужского пола.

Он не отказывал себе в новых партнёрах. Он не отказывал себе во всеобщем обожании, почитании и любви. Ему приносило небывалое удовольствие само осознание, что о нём грезят так много людей. Мистер Спеллфайр считал это чем-то вроде возмещения за подростковые годы, полные издевательств, отказов и унижения.

Похоть – один из личных «любимых» грехов, который долгое время ходил в фаворитах Джонатана.

На этом Люцифер умолк, переведя задумчивый взгляд на окно. Неожиданно я поняла, что незаметно пролетел весь день – на улице уже темно! Не понимающе всё ещё смотрю в окно. Как это могло случиться? Люцифер, ведь, только начал рассказывать! Я буквально пару минут назад села в кресло и… Надо же, девятый час.

– Что ж, на этом я закончу. – мужчина отодвинул от себя пустую чашку и встал.

– Но история не может так закончиться. – невнятно пролепетала я, не сводя с загадочного гостя глаз.

– Конечно же, она не закончена. – ответил Люцифер. – Я вернусь, – сказал он, – и продолжу. Это будет, скажем… завтра после обеда.

Мужчина ушёл так же быстро, как появился сегодня в магазине.

Не чувствую усталости, как ни странно. Я привела в порядок помещение магазинчика, вымыла чашки и собралась идти домой.

К вечеру ударил мороз, и улицы превратились в один большой сплошной каток. Жалко, у меня нет коньков. Впрочем, я даже кататься на них не умею. Передвигаясь медленно и очень осторожно, спустя полчаса мне удалось добраться домой, не разбив при этом ни нос, ни ладони, ни колени.

У двери встречает любимый кот Лаки. Он приблудился пару месяцев назад и не захотел уходить. Лаки мурлычет и трётся об ноги, не боясь намокнуть из-за налипшего на обувь снега.

Все думы до сих пор вертятся вокруг загадочной персоны Люцифера. Мне всё больше и больше верится, что он настоящий Дьявол. Думаю, никто больше не мог бы так бескомпромиссно завладеть моими мыслями. До сих пор кажется, будто он где-то рядом. По-моему, Люцифер наблюдает за мной каким-то совершенно немыслимым образом.

Нужно просто лечь спать и не забивать голову небылицами. Я так и сделала, однако, ровно в два часа после полуночи проснулась от звука открывшейся двери и отодвинувшегося стула. Мне это точно не показалось, я уверена! Лаки как спал, свернувшись клубочком у изножья кровати, так и продолжает видеть сны, даже ухом не повёл.

Наверное, всё же показалось. Не мудрено! Сначала в магазин приходит нечеловечески обаятельный мужчина, представляется Падшим Ангелом, а потом ты хочешь, Мэри, чтобы тебе ничего не мерещилось? Вряд ли такое бывает.

Прозвонил будильник. Я чувствую себя такой уставшей, будто целые сутки провела на ногах без отдыха. Не понимаю, как такое может быть? Не помню, чтобы даже просыпалась ночью. Хотя нет, подождите. Точно, я просыпалась! Мне показалось, что в комнату кто-то вошёл и отодвинул стул! Но кто это мог быть? Живу одна, Лаки – умный котик, но открывать двери и двигать стулья ещё не научился.

Еле заставив себя подняться с кровати, я поплелась на кухню поставить чайник. По совершенно бесполезной и, возможно, дурной привычке, я перед тем, как нажать клавишу включения, всегда кладу ладони на чайник. Будто чтобы удостовериться, что его никто не включал без моего ведома. Не знаю, если честно, зачем делаю это каждый божий день.