Анастасия Орлова - Сквозь дебри и пустоши

– Зато теперь будь готова делить со мной все твои грязные секреты, – констатировал он.

– Но… – запнулась гостья, растерянно воззрившись на хмурого егеря, – не может быть! Я же жива…

– Все. Твои. Секреты, – многозначительно и с расстановкой повторил мужчина, бросив гостье поднятое с пола платье, и отвернулся, давая ей переодеться.

– Но ведь это же не так работает? Разве не убийство даёт тебе возможность… видеть?

– Нужна всего лишь сильная эмоциональная связь, – вздохнул Берен. – Убийство – связь. Секс – тем более.

Гостья с облегчением улыбнулась:

– Ну слушай, ты вчера был не в том состоянии, чтобы устанавливать эмоциональную связь. Функционировал на одних лишь примитивных инстинктах. Так что мои грязные секреты останутся при мне, – она отставила тарелку и принялась расстёгивать рубашку. – А вот наш общий секрет с незаконно выписанными рецептами вполне может всплыть, достаточно кому-нибудь сунуться проверять врачебную документацию. Твою фамилию не найдут в реестре, и голова моя полетит с плеч. Из-за тебя, между прочим!

Аркадия молча втиснулась в мятое платье, а когда вновь заговорила, голос её звучал обеспокоенно и серьёзно:

– Это какая-то мутация, Берен, ты и сам это знаешь. Она вконец вымотает тебя, на блокаторах сознания долго не протянешь. Обратись за помощью к мутологу! Необязательно ко мне, можешь выбрать другого врача, я не обижусь. Но твою проблему надо решить! Или научиться её контролировать, а для этого необходимо понять её природу. Эта фигня не исчезнет, если просто закрыть на неё глаза, ты проверял. Когда ты последний раз сдавал тесты?

– Я лучше глотку себе перережу, – процедил егерь, – чем стану одним из…

– Таких, как я?

– Не передёргивай. Разные радужки и чёрно-белое зрение – просто изменённость, такая ерунда даже мутацией теперь не считается… До тех пор, пока она не спровоцирует твой организм отращивать крылья и нападать на людей.

Женщина с тяжёлым вздохом закатила разноцветные глаза.

– Большинство мутаций прекрасно компенсируются медикаментами, не представляют опасности и даже не доставляют неудобств, – отчеканила она давно набившую оскомину фразу. – И не мне тебе рассказывать, что за эти тридцать лет «чистых» почти не осталось! «Спасибо» Третьей мировой с её биооружием. Мутируют все: и выжившие тогда, и рождённые после. Вопрос только в том, кому что «повезло» заработать: изменённость, активную мутацию или мутацию спящую.

– Я родился до войны. Мои родители не мутировали. И я чист. Иначе меня не взяли бы в отряд зачистки. Я чист, – упрямо повторил Берен.

– Ты четыре года как в запасе. Если ты с тех пор не проверялся… Это достаточный срок, чтобы…

– Я чист! – гаркнул егерь так, что сыто развалившийся на своей подстилке Макс взвился на ноги, жалобно скрипнув протезом. – Я всю сознательную жизнь защищал людей от изменённых, не говори мне, что я сам – один из этих тварей!

– Они не твари, Берен. Они такие же люди…

– Расскажи это моей матери, которую задрали в собственном доме, у меня на глазах! И сожрали! – мужчина сбавил тон, помассировал двумя пальцами вспыхнувшую болью переносицу.

– Это были грапи, Берен, – как можно мягче сказала доктор. – Мутаций великое множество, и у тебя точно не эта. Да и грапи теперь реже встречаются.

– Потому что зачистка уничтожила большинство из них, – угрюмо ответил мужчина.

– Ты как из каменного века, честное слово! – вздохнула врач. – Заведи себе радио, что ли, помимо лисы. Тогда узнаешь, что медицина учится контролировать этот синдром и такие крайние меры применяются всё реже. Помоги застегнуть, – она развернулась спиной, указывая на молнию. – Отряды зачистки скоро и вовсе расформируют за ненадобностью.

– Но пока они есть.

Взвизгнул замок платья.

– Вот упрямец! – Аркадия повернулась лицом к собеседнику, тряхнула головой, откидывая упавшую на глаза чёлку. – Знаешь что, у меня есть пациентка… Ей восемь, и она ни разу не обращалась в тварь, подобную тем, что убили твоих родителей. Синдром Грапица диагностирован у неё с рождения, и мы все восемь лет её жизни успешно подавляем скачки адреналина, не позволяя ей перекидываться. Нет, послушай! – она обхватила ладонями небритые щёки, не давая мужчине уйти. – Я тебе больше скажу: теперь делают сложные генетические процедуры, пока экспериментальные, но уже успешные. Такие, как эта девочка – в специальном списке. Если она ни разу не обратится до операции, у неё есть очень хорошие шансы стать обычным человеком. «Чистым», как ты говоришь.

– А те, кто не в списке?

– Тех мы тоже весьма успешно стабилизируем.

Берен хмыкнул, убрал её руки со своего лица.

– Но стоит кому-то из них не вставить вовремя ампулу в адреномер, всё закончится кучей растерзанных тел и вызовом отряда зачистки… Если останется кому набрать номер, – тихо произнёс он, завязывая свои длинные волосы в пучок, чтобы они не хлестали Аркадию по лицу, когда она будет сидеть позади него на мотоцикле. – Пойдём, я отвезу тебя на работу.

– Уверен? – замялась женщина. – Видимо, я вчера всё-таки чуток переборщила с дозой: ты как-то не слишком хорошо выглядишь… Не хотелось бы на всей скорости улететь в канаву.

– Об этом стоило подумать ещё вчера, – мрачно бросил егерь.

Он накинул видавшую виды косуху, отодвинул тяжёлый засов и вышел, прихватив с собой двустволку. Следом за ним, вытянув хвост в струнку, бросился лис.

Зашнуровав потрёпанные кеды, Аркадия догнала Берена уже возле тяжёлого старого мотоцикла.

– Тогда хотя бы шлем дай, что ли…

– Шлема у меня нет, – спокойно ответил мужчина, пристёгивая Макса ремешками к специальному маленькому сиденью-люльке, которое было приварено к бензобаку.

Лис вертел головой и шутливо прикусывал хозяйские руки, довольно сощурив хитрые янтари глаз.

– Что значит – нет? Даже у твоей лисы есть! – доктор ткнула пальцем в застёгнутую под лисьим подбородком кожаную шапочку, похожую на шлемофон танкиста.

– Макс не любит ветер в уши, пришлось сшить ему шлем, – невозмутимо пояснил егерь, – и он бы с удовольствием уступил его тебе, да размерчик не подойдёт, – усмехнулся мужчина, усаживаясь на мотоцикл. – Ну, ты едешь? Или предпочтёшь пешком?

Глава 2

Лес дышал августом: густым, настоявшимся, в самом соку. Пробивающееся сквозь ветви солнце горело в золотых каплях смолы на тёплых и шершавых красновато-коричневых стволах сосен, упругая земля, покрытая ковром из опавших иголок, приятно пружинила под колёсами байка.

Берен прибавил скорость, лишь когда они выехали на шоссе, большое и пустынное, с потрескавшимся асфальтом и выцветшей разметкой. Лес закончился, и вдоль дороги потянулись покосившиеся столбы электропередач с оборванными проводами, заржавленные и покорёженные дорожные знаки, заросшие травой в человеческий рост отворотки на уже несуществующие деревни. Пахло пустотой, песчаной дорожной пылью и нагретым на солнце асфальтом.