Ханна Ким - Цефеиды. Кассиопея

– Не вышло? – рвет тишину своим голосом Чонхо.

– Как видишь.

– И что теперь?

– А я знаю?

Мингю трет пальцами переносицу и горько усмехается. Кажется, он знал, что так будет. Всем надломом внутри себя чувствовал. Потому что, когда с ним случается пиздец, это пиздец глобальный, и его не исправить парой банок пива и задушевным разговором на чужой кухне. Неужели он в принципе посмел надеяться на то, что просто дождется нужного времени и все встанет на круги своя?

Он подходит к окну и отодвигает занавеску. Смотрит на темно-фиолетовое небо с пятью яркими звездами, из которых в его мире бы точно сложилась Кассиопея, и резко вздыхает через рот.

– Чонхо.

– Да?

– У вас здесь в сентябре дожди идут?

– Довольно часто, да. Почему ты спрашиваешь? – Чонхо подходит ближе и встает рядом.

– Каждый раз, когда я чувствовал чужое присутствие, за окном шел дождь. – Мингю переводит на него немного ошеломленный взгляд. – Я понял это только что.

– Ты хочешь сказать, что нам нужно не только определенное время, но и дождь?

– Кажется. Я… не уверен? Я не знаю. – Он опускает взгляд себе под ноги.

– Сезон дождей скоро к концу подойдет, – тихо говорят ему, а Мингю про себя просто на части рассыпается.

Если он вернется в свой мир, то всей душой возненавидит фиолетовый цвет. Все его оттенки.

(Или наоборот – будет пытаться найти его везде.)

Небо – это действительно грань.

Мингю уснул на диване в гостиной. Кажется, это произошло около двух часов ночи, а может, и позже. В памяти отпечаталось лишь то, как они с Чонхо долго стояли у окна в комнате Мина и напряженно молчали, глядя на небо и куря сигареты. Первым зажигалкой чиркнул не Мингю – Чонхо. Наверное, совсем нервы сдали, хоть это и скрывалось тщательно весь вечер. Мингю хорошо помнит, как на него посмотрели просящим взглядом, а он уже на автомате доставал пачку сигарет из заднего кармана.

Они ничего не сказали друг другу после.

После третьей сигареты Чонхо ушел к себе, а Мингю вдруг почувствовал себя болезненно неуютно посреди темной – чужой – комнаты. И так захотелось спрятаться куда-нибудь, забиться в один из углов, с темнотой слиться. Исчезнуть просто. Или находиться где угодно, но никак не в комнате, что принадлежит твоему двойнику, который живет жизнью, что тебе не принадлежит и принадлежать не будет никогда.

И чувствуешь себя настоящим вором.

Мингю пытается заснуть на диване, который еще несколько часов назад протирал задницей Чонхо, таращится в темный экран телефона и хочет научиться перестать думать. Мыслей много, мыслей множество, они жрут друг друга, плюются собой же, умирают, воскресают, лепятся в одно целое и снова рвутся. Мингю жмурит глаза до цветных пятен под веками и ненавидит себя за неумение абстрагироваться – до тех самых пор, пока просто не отключается. Он вымотан, он доведен почти до предела возможностей своих нервов, ему бы просто раствориться в прокуренном воздухе под небом лавандовым и исчезнуть. Хочется очень, да, но какое там. Потому что он даже свои больные сны рассмотреть не успевает, прежде чем его будят, громко на ухо говоря:

– Вставай.

Мингю глаза распахивает сразу, дергано озирается по сторонам, хочет выругаться громко и зачем-то на хуй Тэёна послать, но он смотрит в лицо взрослого Чонхо и понимает.

Просто понимает .

– Что-то случилось?

– Нет, – мотает головой Чонхо, – просто пора вставать.

И, знаете, в данной конкретной ситуации ответ «нет» ни черта не радует. Потому что ничего не случилось – все, что могло, уже произошло.

Мингю хочет потянуться, но сдавленно ойкает, когда понимает, насколько затекли ноги: на диване он помещается лишь в скрюченном положении. Но дареному коню, как говорится. Он нехотя промаргивается и переводит сощуренный взгляд на настенные часы. Начало седьмого утра. Если бы Мингю разбудил Тэён, того бы точно настиг зомби-апокалипсис во всей красе.

– Какого лешего тебе не спится в такое время?

Чонхо перестает начесывать раскрасневшийся нос и смотрит на него удивленно и немного растерянно.

– Так в универ же.

– А я здесь при чем?

– Ты тоже пойдешь.

– На кой хрен?

Чонхо молчит, явно формулируя про себя длиннющее такое предложение, а Мингю елозит по зубам языком и думает лишь о том, как бы почистить зубы, потому что во рту такая помойка, будто вчера он удолбался паленым вискарем и курил чай из пакетиков, предварительно забитый в косяк из дешевой туалетной бумаги.

И кофе потом выпить тоже бы не помешало.

– Мингю не пропускает занятия, – наконец говорят ему.

– Ты хочешь, чтобы я вместо него пошел? – вздергивает он брови.

– А что еще делать?

– Ты серьезно? Нет, погоди, ты реально серьезно? – Мингю почти начинает смеяться, но бок простреливает колющая боль. Совсем старый стал.

Чонхо хмурится и угрюмо глядит на него из-под длинной челки. Будто думает, что вот посмотрит так – и сразу все свои мысли и доводы в пользу «за» в чужую голову вложит. Мингю на чужие потуги лишь пренебрежительно машет рукой и откидывается обратно на диван, всем своим видом показывая, что идти никуда не намерен.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Гошивон – маленькие жилые помещения, пользующиеся популярностью у бедного слоя населения, рабочих-мигрантов и студентов. Обычно размер комнаты не превышает 4 м 2, кухня и ванная – общие для всего этажа ( здесь и далее прим. авт .).

Хён – обращение в корейском языке к старшему брату или другому старшему парню среди мужчин.

Кимпап – популярное блюдо корейской кухни, представляет собой роллы с начинкой из ветчины, омлета, овощей и пр.

Парк развлечений в Сеуле.

Сораксан – крупнейший национальный парк Кореи на северо-востоке страны.

Соджу – традиционный корейский алкогольный напиток, обычно крепостью 19°. Чаще всего производится на основе сладкого картофеля.

7-Eleven – крупная сеть небольших круглосуточных магазинчиков.