Аста Корнели - Амирэвсле

– Простите, могу я тоже размяться? – Мне стало так неловко. Эти голубки уединились тут вдвоём, и вот явилась я.

– А, Ника! Верно? – Матвей смутился, я кивнула, негодуя, что он усомнился в моём имени. – Проходи, мы тоже немножко рано.

Я посмотрела Кате в глаза и сказала, что она моя любимая танцовщица в их театре. Мне кажется, я покраснела в тот момент. Я точно покраснела. Я всегда заливаюсь краской, от любой неловкости. И зачем я это ляпнула? Подобные слова восхищения я писала много раз ей в комментариях. Как школьница…

– Ты смущаешь меня. – Милота Кати преумножилась в десять раз.

– А любимый танцор? – Матвей выпрямил спину и сдул волос со лба. Он был вылитый Ди Каприо в этот момент.

Я просияла, ответив:

– Безусловно, ваша пара прекраснее всех и технически, и эстетически.

Я начала разминаться, и Катя помогла мне придержать спину во время растяжки, а волны её волос опустились на мои лопатки. Когда же впоследствии я нашла на своей майке длинный чёрный волос, то в голове отозвался мягкий тон её голоса, словно она не говорила, а напевала колыбельную. Мы разговорились и не заметили, как пришло время работы.

Александр был рад видеть меня, когда близко подошёл, положил руки на мои плечи, расцеловал в обе щеки и сказал:

– Ну что, добро пожаловать в наш мир, Никуля.

Репетиция прошла сумасшедше. Я не ожидала, что я столько могу и хочу. Мы очень много дурачились; Александр сегодня был не такой хмурый, как день тому назад. По окончании класса согласовали все моменты. Меня были готовы устроить на работу, да и притом с официальной зарплатой вдвое больше оклада менеджера-переводчика в визовом центре, плюс гонорары. А если научусь танцевать бальные, то смогу исполнять вместе с артистами весь репертуар театра. Я была в приятном шоке и пообещала уволиться в течение месяца с прежнего места.

– Но нужно будет много работать с утра и до вечера, в праздники, выходные, выезжать на гастроли. Есть такая возможность?

– Да! мужа нет, детей нет, я свободна как ветер. – Я буквально прыгала от радости, даже не думая, как может измениться моя жизнь.

– Ну и чудно. Следующая репетиция завтра утром в девять.

– Хорошо, спасибо, до свидания! – Я была счастлива словно дитя, вприпрыжку вылетая из зала.

Когда я вышла, в фойе меня ждали Матвей и Катя. Значит ли это, что мне совсем не нужно было навязываться, предлагать дружбу, как я предполагала себя вести до этого дня? Они и сами не против общаться. Вечному одиночке вроде меня всегда представлялось чем-то немыслимым, что люди могут тянуться просто так, а не за какие-то заслуги. Я же, по непонятным причинам, отклоняла большинство предложений всяких дружб.

Блаженству не было предела. Можно признать, что так счастлива я не была за все свои годы жизни.

– Ребята, суперденёк! У меня крылья выросли. – Я смотрела на Катю и, казалось, левитировала, не чувствуя под ногами пола.

Сказать, что я поражена – не знать меня. Внутри невесомость от потрясения. Ну как такое возможно, чтобы люди сразу тебя приняли, подружились, открылись тебе? Катя беспрестанно говорила, как хорошо, что я пришла, теперь Александра будет больше заботить моя работа, и он перестанет срываться на других. Она пошутила и обняла Матвея за талию. Не уверена в её ожиданиях, всё-таки я не профи, так что возлагать конкретно на меня надежды бессмысленно, разве что в постановке, а в танцах – не знаю. Внезапно у меня всё сжалось внутри, я засомневалась в себе, в своей будущей профессии. Неужели можно добиться успеха, когда ты грезишь лишь любовью? Не из-за любви ли только я здесь? И не повторяется ли история с Германией? Тогда я тоже сочла, что судьба…

Естественно, это шанс один на миллион, человек никогда не танцевал профессионально, и вот случай решает его судьбу. Ника, ты должна взять себя в руки. Начинается твоя новая жизнь, и Катя – лишь рычажок для начала этих перемен.

Не знаю, сколько уж дней минуло, но работа идёт полным ходом. С прошлой работы я уволилась, со своими приколами, конечно, но таки уволилась. Меня оформили в театре «Ермолина» и даже дали премию за прилежание, старания и в качестве поощрения. Всё хорошо, что хорошо начинается.

За время моей работы в театре я многому научилась. Я стала творчески мыслить, выносливей физически, смогла, наконец, прочувствовать своё тело по полной.

Мы подружились с Катей. Внезапно мы начали гулять вдвоём, без Матвея, в основном после спектаклей (в которых я пока не танцевала), на выходных. Мы пили кофе, который я раньше терпеть не могла, ездили в Ялту, посетили органный зал (в который я сто лет собиралась сходить, но лишь Кате оказалось под силу меня вытащить), обсерваторию, смотрели фильмы дома у Кати. Однажды я просто не выдержала, и, когда мы лежали на диване, залипая на очередной сериал, я прошептала: «Катя, я люблю тебя», чмокнув её щёку. Мои глаза наполнились слезами, а Катя обняла меня крепко-крепко и ответила: «И я тебя, подруженька моя». Она была немного растеряна, но сумела подобрать нужные (правда, не в моём случае) слова, полоснувшие по ещё свежей ране.

И вот настал день: я первый раз вышла на сцену. Это был фрагмент из «Избранных танцев», а именно восточный номер и ещё пара бальных. Типаж внешности у меня был в самый раз для «стандартных» (европейских) танцев, у Кати же – для латины. Она отличалась миниатюрностью, задором, кокетливостью; и хотя я абсолютно не любила загар (однако он ко мне, как нарочно, хорошо прилипал и, признаться, довольно неплохо смотрелся), а предпочитала аристократическую бледность, Катя, напротив, после четырёх месяцев южных солнечных ванн, со своим золотисто-кофейным оттенком кожи была потрясающе привлекательна, что я волей-неволей воображала её героиней бразильского сериала, непременно в платье с перьями, шествующей в колонне на карнавале, или эдакой Эсмеральдой, особенно когда она надевала серьги-конго и распускала хвост, позволяя волосам рассыпаться по пояснице.

Мы с группой танцоров выходили с номером, следующим за выступлением Кати. Танцевать с Катей на одной сцене меня здорово мотивирует, но я могу отвлечься, засмотревшись на её красоту и грацию. Поэтому, наверно, лучше нам рядом не стоять.

Когда подошёл к завершению наш концерт, я была преисполнена радости. Всё так гладко прошло, я была довольна. Доволен был и Александр Богданович. Он обнял меня, одарив быстрым поцелуем макушку, и сдержанно похвалил. В гримёрке я нашла Катю. На ходу мы обнялись. Катины мокрые волосы сильно пахли лаком для фиксации и липли к моей шее. Её «Молодец, милая» я помню до сих пор. Тогда в темноте тех глаз читалась усталость. Подводка заставляла их краснеть, и мне оставалось только гадать, плакала ли она; если да, то почему. Я, не в силах управлять чувствами, прижалась к её губам. И убежала. Нас никто не видел. Пожалуй, это хорошо.