Мирослав Палыч - Гитлер, Баксков и другие… Книга первая

Из спиртного Марта изредка предпочитала лишь светлые вина. Однако, за неимением таковых выпила с коллегами-пилотами «Люфтваффе» из свободной смены – пару фужеров Баварского пива. Пропев, в компании с ними, пару куплетов «Хорста Веселя», Марта поспешно распрощалась с подвыпившими «ястребами Геринга» и, пока не начали рассказывать сальные анекдоты, направилась к своему паро-мото. …И вот, строенные фонари ее двухколесного, на паросиловой тяге «железного друга» – уже мчат ее по лесной дороге сквозь стены из сосен, в чешское местечко, к белоснежной ванне, бежевым занавескам и американскому патефону…

Николай Баксков не особо любил рисковать. Сидя в застрявшем на макушках деревьев парашютном шаре Илона Маска, он разгрызал последний сухарь аварийного пайка, и шестой раз проверял надежность застежек-креплений одетого на себя спасательного жилета. Звезды на небе тускнели и исчезали. А темнотищу внизу начинала постепенно вытеснять предутренняя туманная серость. Николай уже и привыкал к высоте. Он вспомнил, как пел на корпоративе НКВД, тайно устроенном самим Николаем Ивановичем. Тогда он пел, стоя на балконных перилах, – а это было на предпоследнем этаже московской высотки! «А вы смелы – сказал ему тогда Ежов – я бы не смог стать на перила». «Что вы, вам ли по перилам ходить! Вы щит и меч родины! любимый вы наш, народный комиссар!» Ежов оценил тогда ту, как оказалось, легкую, своевременную и виртуозную лесть артиста. И, поэтому колоратурный сопран – не фигурировал в «деле врачей». Хотя следователями подшивались к делу сделанные скрытно фотографии Бакскова в моменты приобретения им у зубных докторов золотых заготовок под коронки. Любимец публики хотел тогда заказать себе золотой медальон – чтоб был потяжелее, чем у, так и не полюбившего баскетбол, певщика Керкорова. Вспомня все это, Николай стал уже совсем не бояться, а то и – презирать ее, высоту. Наконец, проверив все застежки жилета, Николай, надел на голову пробковый шлем, поцеловал свой нательный стограммовый палладиевый крестик и, заглянув еще раз в инструкцию, – нажал одновременно две кнопки на пародистанционном пульте. Корпус шаропарашюта тут же выстрелил отлетевшими вверх шестью лепестками, открывая путь в нижнее пространство, и, мгновенно обросший надутыми шарами пилот сгоревшего дирижабля – стал, переваливаясь через толстые ветки деревьев, приближаться к земле. Однако, хотя дедушка Илона Маска, изобретший этот шаровый самоспасатель, и знал свое дело, но ленившийся проходить техосмотры, пересыпать тальком и менять, хоть иногда, текилу в самоспасателе, Николай сам косвенно поспособствовал тому, что один шар вышел из строя. Уже у самой земли он, этот шар, раздулся до невероятных размеров и, сидя на его верхушке, почти на трехметровой высоте артист не знал, что предпринять дальше. Но он ничего и не предпринимал. Уставший и осознавший, что большие опасности позади – он просто заснул на мягкой амортизирующей поверхности раздутого предательского шара.

Ночь постепенно превращалась в раннее утро.

Гитлера, заключившего для себя, что Сталина, при разделе Польши – обмануть не удастся – мучила бессонница. Сталин, уверенный, что отхватит от Польши ее самый лакомый кусок под дополнительный аэродром для своих «соколов» – спал спокойно. Ксения на своем дирижабле возвращалась в Рублевку, так и не увидевшись с фюрером, даже, несмотря на все усилия Настасьи, к которой был расположен Йозеф и почти все высшее командование рейха.

А управляющая движущимся аппаратом на лесной дороге пилотица, ощущала прилив сил, от окружающей ее просыпающейся весенней природы. Сейчас, на своем паро-мото, она полностью была самой-собою и нисколько не играла – никакой роли. Ей было, как никогда, хорошо. Она осознавала, что лучше ей может быть – только в небе, в кабине «хенкеля».

…«Нет, без остановки не обойтись» – почувствовала Марта и направила паробайк с лесной дороги по едва заметной тропинке прямо в лесную чащу. Выпитое в аэродромном буфете пиво, пройдясь в ее организме по кишечнику и кругам кровообращения – уже давно назойливо просилось наружу. Марта сбросила на сидение перчатки, достала из секретного бардачка своего паро-байка пару мягких салфеток, флягу с водой и, на ходу расстегивая молнии комбинезона, направилась в, показавшееся ей удобным, место под одной из небольших елей.

…Марта ценила полностью принадлежавшие ей свободные минуты и, после остановки не спешила продолжить поездку. Она захотела выкурить сигарету и еще походить по хрустящим веткам, но вспомнила, что сигареты оставила механикам на аэродроме, – она догадывалась, что те, к сигаретам из ее рук, относятся как к артефактам.

Пройдясь еще немного в сторону от дороги, Марта вдруг увидела необычную картину. По огромному шару, почти на трех метровой высоте – ползал человек в шлеме из пробки, вероятно соображая – как ему добраться до земли.

Мгновенно оценив обстановку, Марта левой рукой вынула из кобуры «вальтер» и неслышно сняла с предохранителя. А правой – расстегнула левый наружный боковой карман комбинезона, где находилась сюрикенная обойма и, почти не размахиваясь, одним отработанным движением кисти – резко метнула сверкнувший, словно молния кусочек металла – в раздутый шар. Из продырявленного шара с громким шипением и свистом вырвался наружу гелий с парами текилы. Николай, накануне переевший от волнения из аварийного сухого пайка, ударившись пятой точкой о мшистую землю, икнул и пукнул – почти одновременно. …Невидимое текиловое облако, покинув пронзенный брошенным сюрикеном и сдувшийся парашютошар, стало обволакивать – и Марту, …подобралось к ее лицу… И, легендарная, некоторым образом – уже при жизни, пилотица – Марта Брюгге, не избегавшая лобовых атак и прочих опасностей на своем истребительном бомбардировщике с победительной бело-черной свастикой на стабилизаторе, вдохнув паров текилы, выронила пистолет и свалилась наземь, словно скошенная травинка.

«…А в чем видит, герр. Сталин, конечный смысл „мирового пожара“, раздуваемого вашими комиссарами?» – вкрадчиво, и вежливо вдруг поставил рейхсканцлер, как бы – не в тупик – советского вождя, вперив в него свой гипнотический взгляд. Сталин, не заснул под медиумическим взором фюрера. Он, Сталин, неспешно помял в руках трубку и сказал: «В вашем гэрманском фашизмэ, кромэ – крыка, дэмонстстратывности и заявляемой агрэссыи, – нэт ваабщэ ныкакова смисла!». Гитлер ничего не ответил, но ему польстило, что Сталин сказал – «вашем германском фашизме». Германского фашизма – еще не было, и Адольф только успел взять три урока фашизма у Бенито Муссолини, – дистанционно, по паротелевизионному приемнику.