Мира Ризман - Оставь мне музыку!

Прошло едва ли больше минуты, как он сказал Вирджин следовать за ним, и направился в комнату ожидания. За время их короткой задержки коридор заметно опустел, да и внутри комнаты было немноголюдно. Пара мальчишек хмурилась в углу, злобно косясь по сторонам, ещё один нервно ходил между диванами, что-то шепча себе под нос. В другом обнаружились более знакомые лица. Мальчик кларнетист заканчивал убирать свой инструмент, любовно протирая мягкой тряпочкой блестящие клапаны. Рядом с ним в мягком кресле развалился пианист, на чей номер Вирджин зашла в зал. Оба мальчика были явно в приподнятом настроении и именно к ним Тодо и направился.

– Мистер Джаспер, мистер Лукас, – поприветствовал он их, после чего представился и сообщил, что наномобиль уже ждёт.

Кларнетист скользнул по Вирджин довольно неприятным взглядом, отчего той захотелось как можно быстрее оказаться в тени салона. Желая лишний раз не привлекать внимания, она старалась держаться поближе к Тодо, чуть ли не шагая в ногу с ним и намеренно перейдя на другую сторону от мальчишек. Но всё равно то и дело ловила на себе косые взгляды. Особенно усердствовал кларнетист, и, оказавшись на одном диване заднего сидения наномобиля, его всё-таки прорвало:

– Какой кошмар! Я и представить себе не мог, что окажусь в столь сомнительной компании! – В голосе мальчишки так и сквозило пренебрежение. – Ты же мисс Нахалка, верно?

– И что с того? – буркнула Вирджин, сдвигаясь поближе к окну, чтобы увеличить дистанцию.

– Ну точно! – фыркнул парень и, повернувшись к своему соседу, продолжил: – Ты только посмотри, Лукас, мы ещё даже не знакомы, а она мне уже грубит!

– Отстань от неё! – хмуро бросил в ответ Лукас. – Лезть к любовницам омэйю – глупая затея!

– Да у меня просто в голове не укладывается! Как Кирэй-сама мог позариться на… такое! Ты только посмотри, она же страшненькая! – только распалялся кларнетист, и то, что Лукас предпочёл промолчать, его лишь ещё больше раззадорило: – Я был уверен, что ты с треском провалишься на фестивале! Нет, ну серьёзно, мы же даже хотели сделать ставки, но все выбрали твой провал, так что затея не удалась. А тут на тебе! Эх! Кто-то мог выиграть большой куш. И чем ты только смогла приворожить Кирэя-сама? Все же знают, что он равнодушен к женщинам!

Вирджин удивлённо воззрилась на мальчишку. Кирэя не интересуют женщины? Судя по его отношению это было более чем заметно, но… тогда зачем он так много потратил на неё? Что-то в этой мозаике никак не хотело складываться.

– Неужто ты и в самом деле на фестивале играла на флейте, как грозилась Ву?

– Какое тебе до этого дело? – внимание мальчишки ужасно раздражало Вирджин.

– Нет, ну правда! Я просто никак не могу поверить! И что ты играла? Песенку Ву?

– Вот ещё, – хмыкнула Вирджин, мысленно поздравляя себя с тем, что ей удалось всё-таки не попасться в лапы этому скользкому гаду. Ох, её разочарование в нём было настолько велико, что даже воспоминание о его творчестве вызывало волну отторжения.

– Нет? – Кларнетист был явно удивлён. – Сменила после того скандального свидания? У него тогда была такая рожа! Вовек не забыть!

– Вообще-то я и не собиралась играть песни этого омэйю, – холодно ответила Вирджин.

– Тогда что? Что ты сыграла? – продолжал допытываться мальчишка.

– Колыбельная Ки, – сдалась-таки Вирджин, надеясь, что это, наконец, успокоит настырного кларнетиста, но просчиталась. Мальчишка едва не подпрыгнул на сидении. Ответ вызвал ещё большую волну удивления и интереса.

– Ты шутишь? – Он явно отказывался верить в услышанное, и Вирджин откровенно не понимала его реакции. – Нет, ну ты слышал? – Мальчишка вновь повернулся к молчаливому Лукасу. – Она сказала, что играла Колыбельную Ки! Это же просто невероятно!

– Да что в этом такого? – не выдержала Вирджин. – Да, произведение написано для скрипки, и мне пришлось совсем немного его изменить…

– Ты что совсем не понимаешь? – резко прервал её кларнетист.

– Да что ты к ней привязался, Джас! – одернул его Лукас. – Да и какая тебе теперь разница!

– Какая разница? – взвился Джаспер. – То есть, ты считаешь это нормальным, что какая-то мисс Нахалка исполняет Колыбельную, написанную самим Императором и исполненную его женой, песню, посвящённую самому Кирэя-сама… Да это же подлость какая-то!

– Я не пойму, что тебя возмущает? – Голос Лукаса оставался на удивление спокойным. – Это дело Кирэя-сама. Вдобавок как можно судить то, что ты даже не слышал!

– Но она же просто зарвавшаяся девчонка! Уверен, она легато от стаккато не отличит!

– Отличу! – зло произнесла Вирджин.

– Ну конечно! – Джаспер уже и не скрывал своего презрения. – С твоим-то умишком только песенку Ву в душе распевать, а не за шедевры браться! Кирэй-сама тебя, небось, из жалости взял!

Из жалости? Вирджин уже готова была сорваться и сообщить заносчивому мальчишке, во сколько же она обошлась его любимому Кирэю-сама, но наномобиль резко затормозил, и Тодо с переднего сидения возвестил:

– Приехали!

Конец весны всегда было горячей порой для омэйю Кирэя. Сначала выпускные экзамены, затем переводные. Ни те, ни другие он никогда не пропускал, прослушивая всех своих учеников. Ещё бы, ему – сыну Императора, и уже прославленному музыканту, – необходимо было держать планку. Только самые лучшие, самые талантливые! И никак иначе! Ведь не зря же большинство его воспитанников получали работу в Императорском оркестре. В оркестре, где даже, сидя за шестнадцатым пультом, нужно было играть так хорошо, словно ты солист на Летнем фестивале – самом известном музыкальном празднике, главным украшением которого служила традиция выбора лучшего номера. Музыкант, заинтересовавший самого Императора, получал невероятный шанс попросить того о чём-либо. Разумеется, просьба не должна была нарушать устои и порядки, принятые в Империи, но в остальном царила полная свобода. Многим ученикам Кирэя удавалось заслужить эту возможность, и тот гордился их успехами едва ли не больше, чем своими. Хотя его достижения в музыки были впечатляющими: двадцать симфоний, десять опер, сонаты, концерты, а уж пьес сочиненных им – не сосчитать! О его личном оркестре, которым он самостоятельно дирижировал, ходили легенды. На каждом концерте был аншлаг, гастроли приносили оглушительный успех и столь же впечатляющий доход. А уж его музыкальная школа: попасть в неё, всё равно, что вытянуть счастливый билет в жизнь! Мальчишки со всего света мечтали получить здесь место. И Кирэй, верный своим принципам, лично прослушивал кандидатов. Правда, не всех, а только лучших, тех, что проявили себя в собственных школах. Вот и сейчас Кирэй с интересом открыл письмо из школы Ойдо. Директор прислал ему целых двенадцать записей. Пожалуй, слишком много, ведь Кирэй обычно заключал договор с кем-то одним, в редких случаях с двумя выпускниками.