AnaVi - Черная Принцесса: История Розы. Часть 1

– Ай-яй-яй! Как жалко… Но полно! Поздно плакать , милый друг… У всего в этом мире есть своя цена и всем воздастся по заслугам. Тебе ли не знать, дорогой братец !

Отшвырнув «томик мертвой души» в сторону переднего серого кожаного пассажирского сиденья, он взял обеими руками руль. И достигнув своей цели – дома, в котором жил. Темно-синего, почти черного стеклянного небоскреба. Состоящего будто бы из неровно стоящих друг на друге кубов. В серой стальной квадратной «сетке» как обертке, отделяющей будто только лишь тонированные окна друг от друга. С семьюдесятью девятью этажами внутри. Начал съезжать на его подземную парковку. Открыв предварительно и у въезда в нее же серую пластиковую дверь-штору с небольшого серого пластикового пульта дистанционного управления «воротами» с одной кнопкой на ключах, и проехал внутрь нее. Находясь все так же, только уже и поверх, в окружении таких же стеклянных, но сравнительно ниже и светлее высоток: в виде синей спирали, голубого усеченного конуса, серого цилиндра, зеленой шестиугольной призмы и желтого неровного сталагмита. Чтобы, будучи полностью ею поглощенным, со щелчком челюстей же двери позади себя. И пропущенным в глубокое темно-серое помещение. Под почти что гулкую и мертвую, отчего и по ощущениям какую-то холодную и морозную тишину. Прерываемую разве что шуршанием и потрескиванием мелкой гальки под колесами. Дать увезти себя все дальше и дальше от любопытных глаз. И оказаться в самом ее конце. Заняв свое «коронное место» – в самом дальнем углу от въезда и выезда. Почти что и у самого лифта с его серыми металлическими створками. Вне зоны видимости, слепой зоне , серых пластиковых камер с черным окуляром – «глазом». Расположенных по всему периметру и на каждой же серой крашеной стене. И почти что у самого побеленного потолка. С серыми металлическими плафонами, белым светом и датчиками, реагирующими на движение.

В который раз же вернулся? Но в этот раз надеясь да и точно уже зная на подольше. Если не навсегда ! Ведь другие как раз явно надеются на обратное. А он не привык соответствовать ничьим ожиданиям. Разве что своим ! Явно противоречащим чужим.

– С возвращением домой, милая ! – Поздравил, будто бы и «в пустоту» и для других, на деле же «своего не человека» и для себя, нараспев и громко он, притормозив, и сразу же покинул салон, закрыв за собой легко и мягко, почти что и нежно, дверь с легким хлопком. Любуясь теперь со стороны своей милой «красавицей» в свете же ламп-софитов. Но и, конечно, не забыв о себе – в ней, как в зеркале .

Пробежав взглядом по своему отражению, слегка размытому и мутному, что на двери машины, что и в ее тонированном черном стекле, он оправил ворот все той же футболки, но уже и с цепью поверх. И спустился руками по телу и ткани вниз, разгладив ее как мог руками. Ведь за длинную и весьма долгую дорогу вещь успела не то что изрядно смяться, но и свернуться на нем в гармошку. Теперь лишь топорщившуюся во все стороны. И обтянув между делом тело же не там, где надо. Парень же старался таким нехитрым способом вернуть все назад и как было, как того и требовала сама вещь. Прикрывая параллельно ей и верхнюю часть до середины бедра штанов.

Сказать из всего этого, что он был критичным к себе , ничего не сказать. И еще же недоговорить . Да и вовсе соврать . Более того соврать в наглую , как и он же сам себе ранее – безбожно. Весьма критичен! И это же угадывалось невооруженным глазом по той же отражаемой и отзеркаленной от вида и действий к самому же себе, недовольной и оттого еще больше корчившейся и скрючивающейся мимике его же лица. Даже и излишне критичен! Хоть при росте в метр восемьдесят он и обладал достойной физической формой. Но все продолжал искать себя и идеал самого же себя – идеальное себя понимание . Будучи уже худым и высоким, почти что и поджарым, он, как вновь же просматривалось , не останавливался ни перед чем. Тем более на достигнутом. И хоть жира в нем как не было, так и нет. Все же и из того телосложения. Как и почти что мышц. Он, что и было опять-таки понятно, тренировался, занимался спортом дополнительно – для поддержки имеющегося на момент. А статус демона как ни крути никак не мог ему помочь: ни прибавить, а уже тем более ни отбавить кубиков пресса к имеющимся и от имеющихся же шести. Что было знатным упущением и существенной недоработкой , как по нему же самому. То-то он и оттягивал ткань футболки все ниже и ниже в попытках отвести взгляд от этого недоразумения . Как и от худых, пусть и слегка подкачанных, но и все же плеч и грудной клетки. От такого же торса и узкого таза. А уж про худые и длинные ноги, как и руки с длинными и тонкими музыкально-инструментальными пальцами, вообще стоило бы промолчать. Если бы! Если бы он стеснялся их так же, как и пресса. Более-менее. Но и не его же отсутствия ! Но если последних он и стеснялся, то определенно чуть меньше всего остального. Смотря по той же футболке с подвернутыми, казалось бы, никакими , но и все же рукавами. То вот уже ноги чаще старался паковать в широкие и безразмерные, мешковатые штаны. И покрывать их еще же и сверху чем-то. Как и что было опять же видно сейчас.

Пару раз же присев в них и растянув ткань, он попрыгал на месте дабы размять заодно и стопы, затекшие в кроссовках. И уже бы наверняка сопревшие, если бы не его способность, а точнее и не способность: не чувствовать температуры окружающего мира . Она никак не влияла на его собственную, имеющуюся стабильной и стандартной изначально. Что и больше была скорее для проформы – как отсутствие же отличий как таковых. Как и у всех обращенных существ. Есть и есть ! Он не мерз и не парился . Не разменивался на мурашки и пятна пота. Обходясь и легкой одеждой во все сезоны. Что нижней, что и верхней.

Тут же вспомнив о последней детали своего образа на сегодня, он перевел взгляд на заднее сиденье машины. И с тяжким выдохом открыл заднюю дверь, изъяв из салона свою светло-коричневую кожаную куртку. Лишь слегка зацепив картину правым плечом, когда лез за одеждой и вылезал с ней обратно. Будто и в назидание почти проигнорировав ту. Но зато не писк датчика серой пластиковой приборной панели, среагировавшего на открытую, точнее, незакрытую дверь. Показав тем самым, что они не на одном уровне важности для него. И почти сразу же закрыл дверь вновь, но и уже заднюю и все так же ведь мягко и легко, как и свою же до этого переднюю. Затем облачился в верхнюю одежду, не застегнув. Лишь оттянув ее вниз и закатав рукава на три четверти. Выудил из-под левого ее рукава все тот же свой браслет. И только тогда вернулся уже за рамой и за рукописью. В обратном же порядке. Дернул последнюю не последней с переднего пассажирского сиденья правой рукой, вновь ненадолго вернувшись в салон, но и не сев, все под то же «музыкальное сопровождение». Пока же левой быстро изымал ключи из зажигания и сунул их в передний левый же карман штанов. Скрутил листы все в тот же самый тубус, вернув им их прежний вид, и спрятал его во внутренний правый карман куртки. После чего протиснулся между передних сидений, взял обеими руками картину, протянул ее так же между сидений к себе, не на руках же и над головой ее нести как «знамя» или к груди прижимая со словами «моя вы дорогая…», в самом деле и наконец вылез, закрыв уже ее, как и все двери, за собой окончательно. Во всех же смыслах. Но только уже толкнув ее своим левым боком. Так как держал полотно все еще в двух занятых своих руках и перед собой. Будто и набедокурившего с его же одеждой ребенка или нагадившего в его же обувь кота. В желании сразу не убить – за «красивые пуговицы» или некрасивые черкаши. А еще и какое-то время помучить. Чуть облокотив и на дверь с крышей машины, чтоб не сбежали раньше времени. Но и кроме шуток – чтобы откинуть край ткани с правого верхнего угла и проверить один раз, целиком и прямо . И быстро. Лишь на сохранность и целостность холста. Не присматриваясь и не приглядываясь.