Екатерина Бордон - Самый синий из всех

– Что, Мацедонская, завидно?

Оксана дёргает его за рукав и шипит что-то сердитое. Она косится на меня, и я впервые замечаю, что глаза у неё голубые-голубые. А губы опухли от поцелуев…

– У тебя парень-то был когда-нибудь? – продолжает Егор. – Нет? Ну не теряй надежды, чо. Ха-ха-ха, каждой твари по паре! Где-нибудь точно живёт второе такое убожество.

Отовсюду раздаются смешки. Одноклассники начинают потихоньку стягиваться поближе, а я опускаю голову так низко, что шапка почти полностью сползает на глаза. Не трогайте меня, не приближайтесь…

Интересно, бывает ли клаустрофобия от того, что вокруг слишком много людей? Если нет, то я – первая.

– Эй, язык проглотила?

Я наклоняюсь и складываю учебники в рюкзак. Дёргаю молнию, но её, как нарочно, заело. Дёргаю-дёргаю-дёргаю…

– Ты меня бесишь, Мацедонская.

Чёртова молния!

– Зачем ты шапку напялила, а? Это типа какой-то акт протестантства?

Не удержавшись, я поправляю:

– Протеста.

– Что?

– Правильно говорить «акт протеста», а не «протестантства». Протестантство – это такая религия.

Егор вспыхивает. Все вокруг смеются, и каждый смешок – как пощёчина его непроходимой тупости. Я тоже улыбаюсь – едва заметно, только уголками губ.

– Чо ты ржешь, дура? Тебе смешно?

Выбросив руку вперёд, Егор вдруг сдёргивает шапку с моей головы. Так быстро, что я успеваю только ахнуть, и волосы рассыпаются по лицу. Они у меня тёмные, почти чёрные. И только прядь у лица со вчерашнего дня – синяя-синяя.

– Это что за фигня? – гогочет Егор. – Ты типа эмо? Сменила стиль? Бг-г-г, беру свои слова назад, Мацедонская. Лучше надень её обратно!

Класс содрогается от смеха. Точно, это же шутка века. Я торопливо набрасываю на голову капюшон толстовки и затягиваю тесёмки так туго, как только могу. Мир сужается, сердце сжимается, Егор злобно щурится. Брови у него даже не светлые, а какие-то бесцветные. А над правым глазом шрам, почти как у Гарри Поттера.

– Почему синий-то? Если тебе кажется, что он тебе идёт, то тебе только кажется!

Все опять смеются, а я мысленно возвожу вокруг себя стену. Кирпичик за кирпичиком. Вижу каждую щербинку, каждую крупинку цемента.

– Знаешь что, сделаю тебе одолжение – избавлюсь от этой дряни. Только ради тебя.

Подхватив пакет с учебниками, Егор вразвалочку идёт к двери. Демонстративно выкидывают мою шапку в мусорное ведро и довольно потягивается, словно только что справился с важной работой. Оксана бросает на меня виноватый взгляд и, прижав к груди сумку, бежит за ним следом.

Представление окончено, зрители расходятся.

Я складываю руки на парте и упираюсь в них лбом. Смотрю на сетку царапин-морщин, покрывающих парту. Упрямо кусаю губу и дышу.

Помните про стратегию «притворяться мёртвой»?

Ни черта она не работает.

***

Последний урок на сегодня – физра, и это хуже, чем ужасно. Дело даже не в запахе грязных носков (да, у девчонок ноги тоже воняют). Просто все эти голые локти, все эти дурацкие игры, во время которых нужно пихаться, толкаться и трогать друг друга… Бр-р-р.

– Мацедонская, быстро разминаться!

Я вскакиваю со скамейки, безжалостно стягиваю волосы резинкой и каплей вливаюсь в ручей одноклассников. Мы бежим стандартные десять кругов, а Макарыч ритмично свистит в свой свисток. Была бы у него плётка, он бы точно щёлкал ею о пол. В чёрном спортивном костюме, с выпирающим полнолунием брюшка, физрук похож на усталого дрессировщика с обвисшими усами. Цирк уехал, а Макарыча не взяли… Может, он поэтому всегда такой недовольный.

– Десятый «В», ну давайте поактивнее, ё-моё!

В спортзале пахнет футбольными мячами, потом и штукатуркой. У одной стены кучей свалены маты, возле другой сгрудились лавочки. Наверное, у первоклашек опять были какие-то соревнования типа «Весёлых стартов», а Макарычу просто лень за ними прибрать. Наш спортзал вообще почти всегда похож на помойку, но до этого, кажется, никому дела нет. Включая меня.

На восьмом круге большая часть бегунов сдувается. Кое-кто переходит на шаг, а Макарычу надоедает свистеть в свисток. Он обречённо взмахивает рукой и падает на скамейку, бормоча себе под нос ругательства. Интересно, какого он сейчас цвета…

– Привет.

Я поворачиваю голову влево и с удивлением вижу Оксану, подружку Егора. Она бежит, прижав скрещенные руки к внушительной груди. Из-за размера бюста мальчишки в разговорах между собой часто зовут её Сиськозавр или Сисястый монстр. Словно она не человек, а приложение к лифчику.

Вежливо киваю и замедляюсь, пропуская её вперёд: говорить-то нам не о чем. Вот только Оксана тоже переходит на шаг, и некоторое время мы идём рядом: я, она и ватное чувство неловкости между нами.

– Мальчишки такие дураки, – с нервным смешком выпаливает вдруг Оксана.

И вот тут я с ней согласна. Хотя бы потому, что за всё то время, что они с Егором обжимаются перед моей партой, он ни разу не спросил, какую музыку она слушает, какие книги читает или, ну не знаю… о чём мечтает. Зато всё время пялится на её грудь и постоянно пытается облапать.

Мне вдруг хочется задать ей какой-нибудь вопрос.

– М-м-м, у тебя есть любимая книга?

Оксана быстро отводит взгляд от синей пряди в моих волосах и пожимает плечами:

– Не знаю. Я мало читаю. Наверное… наверное, «Гарри Поттер», но его все любят.

Я издаю тихий смешок, вспомнив про шрам Егора. Да уж, ирония… Оксана смотрит на меня непонимающе, и я торопливо добавляю:

– Думаю, Распределяющая шляпа отправила бы тебя в Пуффендуй.

Я говорю это только из вежливости, чтоб поддержать разговор. Но Оксана от моих слов расцветает в улыбке.

– Вот и Егор так говорит! – радостно восклицает она. А затем быстро облизывает губы и нервно шепчет. – Ты не обижайся на него, ладно? И не жалуйся учителям, что он тебя… Ну, словом, что он… Ты же понимаешь, да? Пожалуйста. Его могут выгнать из школы. Я с ним поговорю, обещаю. Только не рассказывай никому, ладно?

– Ладно, – отвечаю я.

Оксана снова улыбается и заправляет за ухо прядь рыжеватых волос, которая вырвалась на свободу из-под резинки и прилипла к щеке. Кажется, она ещё что-то хочет сказать, но нас прерывает Лерин окрик:

– Окси, иди к нам!

Оксана бросает на меня встревоженный взгляд и покорно бежит на зов подруги, пробормотав на прощанье тихое «ладно, пока».

– Пока, – говорю я её спине. На душе противно, словно кто-то положил на грудь тяжёлый, набитый мусором пакет. Признаюсь, на минуту – только на одну! – я и правда подумала, что она просто поболтать со мной хотела. Может, даже подружи…

Макарыч едва не оглушает нас громким свистом и, не отрываясь от блокнота со списком класса, командует:

– Так, дуйте на канат теперь.

Только не это! По спортивному залу проносится рябь ужаса, а Макарыч закатывает глаза.