Вера Окишева - Операция: «Украсть душу»

Подружка повернулась ко мне и, округлив глаза, мимикой показала, как «страдает» от такого соседства. Я же старалась не лыбиться, только губу закусила, представляя каким «дивным» у нас будет перелет. Все из-за того, что Ульяна, хоть и красивая девушка, но немного стеснительная и отчасти социофоб. Будучи высокооплачиваемым аналитиком, она, как многие айтишники, предпочитает «сеть» общению в реале. А у меня, наоборот, сплошной реал – ландшафтный дизайн.

Хотела поддержать ее, но не успела, мужской голос надо мной радостно известил:

– Оу, как мне повезло, такие девчонки симпатичные рядышком!

Вскинув головы, мы увидели еще одного красавчика – блондина не старше двадцати пяти, со светлыми бровями и яркими голубыми глазами. И, что примечательно, тоже в белой майке и легком голубом спортивно-деловом костюме, бывшем в тренде.

– Роман, – ослепительно улыбаясь, представился он, пока складывал свой багаж и открыто рассматривал нас.

Мы с подругой похожи, даже размер одежды одинаковый. Обе среднего роста, стройные, не до тощей хрупкости, но тонкокостные. При этом со всеми полагающимися округлостями. Только Ульянка немного восточного, «темного» типа, а я, наоборот, «светлого» – натуральная кудрявая голубоглазая блондинка с круглым лицом, прямым носом и игривыми ямочками на щеках, которые появлялись, стоило мне чуть-чуть улыбнуться.

Уля сегодня оделась в светлых тонах, я же выбрала черную комфортную водолазку с блестящим принтом на груди и белые свободные джинсы. В общем, выглядели мы, наверное, как две противоположности одной сущности.

Парень мне понравился своей открытой улыбкой и тем, как красиво пошел на контакт первым, без похабщины, что часто встречается у молодых и привлекательных.

– Ирина, – представила себя, а заодно и подругу, которая ни в жизнь не заговорит с незнакомцами сама: – Ульяна.

Роман глянул на нашего соседа справа, и мы дружно услышали его басовитый голос:

– Глеб.

Ну все, шах и мат! Ульку можно выносить! Это ее любимое мужское имя и тембр голоса! Вот это попадание, даже я оценила. Подруга, робко кусая губу, пыталась украдкой унять сбившееся дыхание.

– Надеюсь, полет пройдет удачно! – улыбнулся Роман, и я бы согласилась с ним, но его отвлек звонок телефона. – Алло, да, алло, плохо слышно.

Мы с Улей обменялись понятливыми улыбками: ну да, стоит мне начать нервничать – вокруг шалит электроника, глючит сотовая связь, интернет и прочее. Об этом знают только близкие, ведь неприятности мне не нужны. Так что Ульяна подбадривающе мне улыбнулась и пожала руку, чтобы не расстраивалась, успокоилась и снизила градус тревожности.

Чтобы отвлечься, я решила оглядеться. Салон быстро заполнялся народом. Шутка ли, почти пятьсот человек вмещает! Как обычно, образовалась толчея из-за нехватки мест на багажных полках, но опытные стюардессы ловко лавировали по рядам, рассовывали сумки и рассаживали людей, освобождая проход.

Нас с Улей тоже отвлекли родители. Мы отчитались, что уже на борту и вылет планируется без задержек. А дальше я отчаянно краснела, потому что мама, учитель биологии, села на своего любимого конька – начала громко давать советы бывалого туриста: куда мы строго-настрого не должны с Улей ходить, обязательно положить сотню долларов в лифчик на случай, если украдут кошелек, чтобы доехать до дому. И таких советов у мамы всегда была сотня-другая, поэтому я срочно завершила эти нотации привычным: «Я люблю тебя!»

Же-есть, как же неудобно! Робко скосила глаза на Романа, ставшего в проходе, болтавшего явно с кем-то из друзей или партнеров по бизнесу. А вот Глеб молчал, кому-то написал несколько сообщений и замер. Хотя я заметила, что он с едва заметной благодушной миной прислушивался к Улькиному щебетанию с родными: «Я тебя люблю, мамулечка, и скажи папулечке, что тоже люблю. И всем привет!»

Вскоре самолет начал разбег, вся подготовительная работа бортпроводников завершилась, капитан пообещал нам отличный полет, даже несмотря на приближающуюся грозу, которую мы обогнем. Попросил выключить электронные приборы. Дальше все в салоне затряслось, гул турбин рвал перепонки. И под мое колотящееся от страха сердце мы мягко, но ощутимо оторвались от земли и начались самые адовы ощущения – заложило уши.

К сожалению, иллюминатор от нас через три кресла и проход, но я прислушивалась к разговорам и уловила, как кто-то заговорил о жуткой темной туче.

– Боитесь летать? – участливо спросил меня Роман.

Я, натянуто улыбнувшись, кивнула. Нет-нет да и пыталась через приличное расстояние высмотреть в иллюминаторе, что там за бортом. Если это гроза, то почему нет молний? Страх пробирал до костей.

– Я раньше тоже боялся, а потом привык, – весело подмигнул мне Роман.

И вроде бы надо быть благодарной ему за поддержку и действительно тоже пора привыкнуть к перелетам, не впервой же, но, когда знаешь, что можешь стать причиной выхода из строя умной электроники… Сложно это все.

Спустя тридцать минут полета Уля, похлопав меня по руке, которой я судорожно сжала подлокотник, снисходительно заметила:

– Ну все, выдохни, уже взлетели, можно не…

В этот момент нас знатно тряхнуло, заставив Ульку резко испуганно замолчать. Потом снова и снова, будто мы в какие-то провалы или ямы ныряли. Капитан невозмутимо сообщил о турбулентности, неприятно тренькало световое табло, прося пристегнуться и не курить. А мне неожиданно подумалось, что закурить сейчас хотелось многим, потому что тряска не прекращалась ни на минуту.

Дальше начался форменный кошмар. Сначала сплошную серость в иллюминаторах с обеих сторон буквально затопил странный золотистый свет, который неестественно яркими лучами пронзил внутреннее пространство салона, вынуждая всех щуриться, заслоняться руками. Затем и вовсе огромный многотонный самолет мгновенно изменил положение – резко задрав нос, встал практически вертикально. Меня как магнитом прижало к креслу. Я не спец, но даже мне понятно, что при таком крене мы сейчас рухнем в пике. К тому же из-за дикого наклона по левому проходу под крики и писки вниз понеслась тележка с прессой, видимо, не закрепленная стюардессами. Сверху сыпались сумки и чемоданы, прямо на беспомощных людей. Раздались визги, крики, детский плач!

Вдруг мою ладонь с силой прижала к подлокотнику рука Романа. Он явно забылся от страха. Я с трудом освободилась и потерла занывшие пальцы. Капитан что-то громко и нервно вещал, пытаясь успокоить пассажиров, но каждый из нас понимал: случилось нечто экстраординарное. Что-то необъяснимое… непоправимое… Самолет сильно дернулся вверх, будто рыбину на крючок поймали и резко выдернули из воды, отчего нас мощно вдавило в кресла. Боинг, рванувший в небеса с огромной скоростью, сильно трясло, зубы у всех стучали, грозя стереться до основания.