Марго Генер - Волк для Шарлотты

Я бросила взгляд на свое отражение в тазу. На меня из воды посмотрела голубоглазая девица с полными губами и лицом с тонкими чертами. Их мама называла тощими, и пыталась всегда меня откормить. Но к ее досаде моя фигура всегда оставалась стройной.

Закончив с дорожным нарядом, я спустилась на первый этаж. Родители, словно не уходили, уже ждали за столом.

Заметив меня, мать вскочила и кинулась на встречу.

– Ой, дитятка моя! – запричитала она. – Как же ты одна пойдешь через лес! Откажись, милая, откажись. Я посажу вас с Грэмом в телегу и тайно вывезу. Не ходи…

Отец резко прервал ее.

– Держи себя в руках, женщина, – сказал он. – Головой думай, а не сердцем. У тебя еще шестеро детей и пятнадцать внуков. Ими ты готова жертвовать?

– Ой, дитятки мои! – запричитала мать еще громче и, качая головой, пошла к мешку, который за ночь стал еще больше. – Что же это делается, что делается…

Наблюдать терзания родителей было тяжело. Мать всегда была доброй женщиной, хоть и не самой умной. Но очень меня любила. Как и отец. Но сейчас их причитания только путали и отяжеляли.

– Будь спокойна, мама, – проговорила я. – Это единственный способ всех спасти.

А мысленно добавила, и хотя бы временно избавить меня от Грэма.

– Ах, дитя мое, – тяжело вздохнув сказала мать. – Возьми плащ, в лесу ночью холодно.

Плащ я взяла. Красный, с капюшоном и завязками под ним. Но остальной мешок, собранный ею, брать отказалась, согласившись лишь на маленькую корзинку с пирожками, которые мама напекла ночью.

Спустя череду наставление, рассказов и всхлипываний, я стояла на краю деревни. Меня провожали все, от мала до велика. Старейшина, жнецы, кузнецы, торговцы. Даже матери с новорожденными пришли посмотреть на деву, согласившуюся идти через Терамарский лес.

Я старалась держаться достойно, опускала взгляд и молчала, потому, что если бы начала говорить, разразилась бы рыданиями от страха. Осознание действительности накатило в момент, когда вышла на дорогу и теперь внутри всё тряслось от ужаса. Но даже если бы я вдруг решила отказаться, пути назад не было. Слишком многое зависит от моего путешествия и слишком много жизней поставлено на карту.

Грэм стоит чуть в стороне и смотрит на меня, как кот на мышь, которая умудрилась вырваться из цепких лап. И только его жгучий взгляд предает уверенности и смелости. Глядя, как он раздувает ноздри и облизывает губы, я понимала, что в Терамарском лесу у меня есть шанс.

А здесь шанса нет.

– Не сходи с тропы, – проговорил отец, обнимая меня напоследок.

– Я постараюсь, отец, – сказала я тихо.

Мать с рыданиями обрушилась мне на грудь, и отцу пришлось её оттаскивать, чтобы я не зарыдала вместе с ней, видимо, заметил, как дрожит подбородок.

Некоторые женщины принялись вытирать глаза, и я отвернулась к лесу, чтобы не видеть их лиц и самой не поддаться чувствам.

Он начинался сразу за полем, через которое тянется узкая дорога. По ней ходят редко, и местами она заросла спорышом.

Не оборачиваясь более, я двинулась вперед, держа на вытянутых руках перед собой корзинку с пирожками. Когда дошла до середины поля, всхлипывания и причитания затихли, и мне почему-то стало легче. Шумела трава, чирикали какие-то птахи, а мир казался уютным и доброжелательным.

Но когда оказалась перед стеной деревьев, меня окатила волна тревоги. Лес смотрел на меня полумраком крон, словно оценивает достойна ли я вообще в него войти. Терамарский лес славился тем, что ушедшие в него редко возвращались, а жуткий вой и хохот, которые доносились из него в полнолуние отбивали охоту соваться в него даже у самых горячих смельчаков.

И вот я стою перед ним.

Некоторое время я боролась с паникой и страхом, которые накатывали с такой силой, что тряслись колени. Мелькнула мысль броситься бежать вдоль леса, но я знала, селяне смотрят с окраины деревни и будут смотреть, когда скроюсь за стволами. Убежать не получится.

Борясь с эмоциями, я подумала о том, для чего это делаю, о шансе отсрочить свадьбу, о спасении деревни. И, наконец, переступила черту леса.

Едва оказалась под тенью крон, меня охватила прохлада. Возникло ощущение, что лес отделен от остального мира невидимой стеной, которую мало кто решается преодолеть.

– И совсем не страшно, – прошептала я, осторожно двигаясь по тропинке и вертя головой. – Просто лес. Просто деревья. Ничего такого.

Я убеждала себя так горячо, что сама начала верить в безопасность леса. Высоко в ветках чирикают птицы, где-то стучит дятел, в верхушках шелестит ветер. Все выглядит, как в самом обычном лесу.

Понемногу я начала расслабляться и даже любоваться красотой, которая в Терамарском лесу отличалась от того, что видела в рощах.

Стволы в три обхвата, покрытая мхом кора, разлапистые ели и высокие сосны, чья хвоя бросает густую тень. Местами встречались кустарники с ярко-голубыми ягодами, хотелось их попробовать, но я знала, что что яркие ягоды часто бывают ядовитыми.

– Наверное, они уже и не помнят, почему нельзя ходить в Терамарский лес, – стала рассуждать я вслух. – И вообще, наверное, не помнят, как выглядит настоящий лес. А что в полнолуние страшные звуки доносятся… Так, наверное, из любого леса так…

Я шла по тропинке, которая становилась все уже. Местами она заросла травой, что значит, по ней не ходили уже много лет. Приходилось находить, снова вставать на нее потому, то несмотря на кажущуюся приветливость, я помнила наказ отца не сходить с тропы. И нарушать его не хотелось.

К тому же иногда возникало ощущение, что за мной наблюдают. От этого по спине проносились мурашки и подкашивались колени. Мелькнула мысль, что это из-за перенесенного ужаса. К тому же я шла почти весь день, и теперь стало смеркаться, а в потемках всегда мерещится страшное.

Но когда позади хрустнуло, я обернулась.

На тропе стоял Грэм.

Взгляд, как у дикого быка, ноздри раздуты, грудь вздымается часто, словно бежал всё это время. Внутри все рухнуло. Я проговорила сдавленно:

– Что ты… здесь делаешь?

– Пришел забрать то, что мне обещали, – проговорил он, выплевывая слова и морщась. – Если не честным браком, то так, как считаю нужным.

– Ты не можешь… – выдохнула я и попятилась по тропе глубже в лес.

– О, еще как могу, – проговорил он. – Даже больше, чем могу. Тут меня никто не станет наказывать. Никто не узнает. Ты же сама вызвалась идти в Терамарский лес. Все решат, что ты пропала. А я тем временем сделаю тебя моей. Никто не узнает, Шарлотта, никто не узнает…

Последних слов я не расслышала потому, что неслась по тропе дальше в лес, думая лишь о том, как скрыться от самого страшного человека, которого встречала. Подол платья цеплялся за ветки, плащ распахивался, словно крылья огромной птицы и тоже мешал бежать. Но я не останавливалась. В памяти пульсировал облик Грэма, который бесцеремонно задирает мне подол, и его пальцы грубо лезут туда, куда нельзя.